Каждый из подростков мог запросто стать фотомоделью, но
особенно выделялись две совершенно одинаковые блондинки. Высокие, тонкие, в
купальниках-бикини из блестящей тугой лайкры, они носились за мячиком так
грациозно, словно исполняли причудливый ритуальный танец. Их движения были
точны, упруги и почти синхронны. Прямые белокурые волосы сверкали на солнце,
взлетали и падали на худенькие плечи, покрытые легким медовым загаром. Лица
вспыхивали белозубыми улыбками.
Подростки то и дело с визгом и хохотом задирали друг друга.
Ксюше показалось, что шлепки и пинки, которыми они обмениваются как бы шутя, на
самом деле весьма увесисты и болезненны. Иногда в веселой возне мелькали вполне
профессиональные удары, приемы жестоких восточных единоборств. Взлетала
чья-нибудь стройная мускулистая нога, и кто-то падал, переворачиваясь через
голову.
Подростки знали, что их снимают, и работали на камеру. Им
нравилось сниматься. Они бросали в объектив лукавые веселые взгляды,
подмигивали, посылали воздушные поцелуи, показывали кукиши, корчили смешные
рожицы. А камера между тем дрожала, тряслась, буквально ходила ходуном.
— Олег Васильевич, снимите меня! — крикнул темноволосый
синеглазый мальчик, приблизив лицо к объективу, и тут же отбежал, встал на
руки, дважды крутанул «колесо», высоко подпрыгнув, перевернулся через голову в
воздухе, резко выбросил вперед ногу, нанося смертельный удар воображаемому
противнику.
К мальчику подскочила хрупкая рыженькая девочка. Она была
ниже его на голову и в два раза тоньше, но моментальным приемом опрокинула его на
траву, лицом вниз и уселась сверху, издав при этом зычный победный клич.
Камера продолжала приплясывать. Ксюша представила себе
трясущиеся руки своего мужа и всю его нелепую фигуру с большой головой, узкими
плечами. Олег стоял среди этих здоровых красивых детей на яркой лужайке и
снимал на свою любительскую видеокамеру их здоровые красивые игры. Зачем он это
делал, кто были ему эти подростки и эта женщина в красном, где находилась
лужайка, окруженная березами, Ксюша понятия не имела. Сначала ей даже пришла в
голову совершенно дурацкая мысль, что ее муж решил подработать на косвенной
рекламе, уж больно смахивала эта идиллия на платный телесюжет. Олег все-таки
закончил ВГИК и до сих пор мечтает снимать кино. Почему бы нет? Правда,
любительской видеокамерой, да еще такими трясущимися руками, телесюжеты не
снимают, к тому же Олег кончал не операторское отделение, не режиссерское, а
сценарное.
Через минуту в кадре появился новый персонаж и Ксюша
окончательно убедилась, что никакой рекламой здесь не пахнет. На лужайку,
тяжело, неуклюже переваливаясь, вышло странное жутковатое существо. Глухой
черный балахон до пят. Черная лысая голова с небольшими красными рожками.
Огромные круглые красные глаза, круглая дыра, обведенная красной каймой, на
месте рта, по бокам желтые кривые клыки, отвислый, длинный, совершенно
непристойный нос. Приглядевшись, Ксюша поняла, что это просто маскарадный
костюм. Кто-то натянул на голову шапку-маску из блестящего черного эластика. Но
выглядело все вполне натурально. Шапка-маска была сделана очень качественно.
На лужайке воцарилась тишина. Подростки застыли. Женщина в
красном резко поднялась, подошла к ряженому, тихо, жестко произнесла:
— Это что такое? Кто тебе разрешил?
Из-под балахона показались пухлые белые руки и принялись
неловко стягивать с головы шапку-маску. Женщина помогла, и через минуту весь
маскарадный костюм был у нее в руках. Теперь вместо черта посреди лужайки
стояла низенькая полная девочка лет четырнадцати. Плоское широкое лицо с
нечистой сероватой кожей, тупая, зыбкая, но добродушная улыбка. Узкие белые
шорты и полосатая эластичная маечка нелепо обтягивали ее рыхлое бесформенное
тело. Над ушами торчали две тощие желтые косицы, украшенные ярко-розовыми
пышными помпончиками. Она застыла посреди лужайки и испуганно, растерянно
озиралась. Губы ее шевелились, и сквозь приятный звуковой фон, птичий щебет,
сдержанное хихиканье детей отчетливо проступило ее захлебывающееся бормотание:
— Больше не буду, честное слово, не буду, мамочка Зоечка, я
виновата, больше не буду.
«Мамочка Зоечка», дама в красном купальнике, исчезла с
лужайки вместе с маскарадным костюмом. В глазах девочки дрожала паника. Она не
решалась двинуться с места, не знала, что ей делать дальше. И тут на помощь
пришла одна из красоток-близняшек.
— Люсенька, киска, иди сюда! — крикнула она. — Иди, я тебя
пожалею.
На плоском сером лице засветилась счастливая, благодарная
улыбка, девочка широко открыла рот, издала неопределенное, восторженное:
«Уауу!» и, тяжело переваливаясь, засеменила на зов. Ей
навстречу полетел тугой звонкий мяч, она растопырила руки, пытаясь поймать, но
не сумела, и мяч угодил ей в грудь. Люся коротко вскрикнула.
В кадре плавало удивленное, растерянное лицо, девочка
пыталась сообразить, что ей нужно сейчас делать. Хотелось плакать, удар
получился болезненным, но она знала, что нельзя, и, часто моргая белесыми
ресницами, кусая губы, старалась изо всех сил улыбнуться, рассмеяться, никого
не обидеть своим плачем, не испортить всеобщее радостное настроение.
Что-то в расплывчатых чертах девочки показалось Ксюше
знакомым. Этот несчастный умственно отсталый ребенок напоминал ей кого-то, но
она никак не могла понять, кого. Выпуклые светло-карие глаза, маленький круглый
нос-кнопочка, желтые волосы, тонкие, мягкие, как цыплячий пух. Большая голова
беспомощно крутилась на тонкой шейке. На ветру трепетала легкая жиденькая
челка, открывая мучительно наморщенный мясистый лоб.
— Люся, только не плачь! Не смей плакать! Иди ко мне, моя
маленькая, иди сюда, — послышался за кадром голос Олега. Конечно, это был его
голос, тут уж Ксюша не могла ошибиться. Однако в нем звучало нечто совершенно
новое. Таким голосом, такими словами он никогда ни с кем не разговаривал. Его
речь обычно была груба и отрывиста, тяжелый бас звучал с какой-то механической
тупостью. Он говорил так, словно в горле у него перекатывались чугунные гири.
Но там, за кадром, на пасторальной лужайке, с камерой в пляшущих руках, был
совсем другой человек, мягкий, ласковый, любящий.
Лицо девочки наплывало, увеличивалось, стали видны все ее
прыщики и дрожащая влага в широких, ясных, совершенно младенческих глазах. У
нее за спиной слышались визг, смех, здоровые красивые подростки продолжали
резвиться.
На этом съемка кончилась, остался еще большой кусок пустой
пленки, по экрану побежала черно-белая рябь. Ксюша залпом выпила свой морс. У
нее сильно пересохло во рту. Сердце застучало, как сумасшедшее.
Она знала, что у Олега до нее была жена по имени Лена, с ней
он прожил совсем недолго и благополучно расстался. Жена Лена, и никаких детей.
Были еще женщины, но ничего серьезного. Олег отказывался говорить на эту тему,
грубо, неуклюже отшучивался.
