— Как вы не понимаете, господин капитан милиции, — Фердинанд
покачал головой, — вы должны лучше разбираться в человеческой психологии. На
фоне дурных поступков других кажешься себе таким замечательным, правильным,
растешь в собственных глазах. Это во-первых. А во-вторых, теперь у нее есть
отличная тема для будущих разговоров. Люди, особенно такие вот бабушки, обожают
поболтать. Если бы не мой некрасивый поступок, о чем бы она потом рассказывала?
Ну да, крематорий, похороны, ужас, такая молодая женщина. Разве это интересно?
— А почему это должно быть интересно? — кашлянув, хрипло
спросил капитан.
— Потому, что жизнь скучна, тупа и бессмысленна. Подсластить
ее, хотя бы таким вот скандальцем, никогда не помешает. Признайтесь, ведь
эффектная вышла сцена?
— Честно говоря, отвратительная, — вздохнул капитан.
— Ну, спасибо, утешили. Кого они хоронят, эти мордовороты,
случайно не знаете?
— Случайно знаю. Главаря крупной преступной группировки.
Кличка Джамп.
— Понятно. Туда и дорога. Небось свои же и шлепнули.
Заказное убийство, конечно?
— Убийство, — кивнул капитан, — но только не заказное.
Любовница зарезала. Из ревности.
— Ого! — Фердинанд весело присвистнул. — Надо же, какая
прелесть! Расскажите, расскажите подробней. Безумно интересно.
— Возьмите любую желтую газетку и прочитайте, — буркнул
капитан, — ничего интересного.
— У меня аллергия на желтую прессу. К тому же там наверняка
на тонну вранья один грамм правды. А вы владеете информацией из первых рук, из
оперативных источников. Ну что вам, жалко, что ли? Или это пока тайна
следствия?
— Никакой тайны там нет. Джамп в загородном ресторане
потанцевал с лауреаткой конкурса красоты, его любовнице показалось, что ее
милый слишком нежно обнимает красавицу, она сбегала на кухню, схватила тесак
для разделки мяса и на глазах у двух десятков людей, включая вооруженную
охрану, пырнула Джампа в спину и попала аккурат в сердце.
— Класс! — Фердинанд чуть присел и хлопнул себя по коленкам.
— Перефразируя Карамзина, можно сказать: и ублюдки любить умеют.
— Вы считаете, убийство — это проявление любви? — небрежно
спросил капитан и глубоко затянулся.
— Это ее высшее проявление, апогей страсти. Представьте,
какие бури бушевали в сердце у этой девушки, какой огонь горел в ее крови. Это
же Вильям Шекспир! Леди Макбет!
— Пьяная она была, — проворчал капитан, — пьяная злющая
баба.
— А вам, кажется, жаль бандюгу, — Фердинанд хитро
прищурился, — смотрите, как вы помрачнели, господин капитан.
— Что же, смеяться? — Они вышли на стоянку. Косицкий заметил
Наташу у маленького автобуса. Она помахала рукой. — На поминки не хотите
поехать? — спросил он Фердинанда.
— Зачем?
— А Люсю навестить не желаете? — Он резко развернулся и
поймал странный, почти панический взгляд.
— Почему вы спросили? — отчеканил Фердинанд и пнул ногой
банановую кожуру.
— Если вам была дорога Лилия, то судьба девочки не должна
быть безразлична. У нее ведь нет теперь никого, вообще никого, и, возможно вы
единственный человек, который… — Он не договорил, потому что Фердинанд вдруг
сорвался и побежал прочь, понесся, как сумасшедший, сверкая лысиной и стертыми
подметками. Косицкий проводил удивленным взглядом маленькую черную фигуру.
Окликать, догонять было поздно. Да и не стоило.
Рано утром из окна третьего этажа безадресного бомжовского
дома в Калужском переулке вдруг стали падать разнообразные предметы. Разметав
рукава, как крылья, медленно опустилось на асфальт черное пальто. За ним, в
тонком облаке куриных перьев, вывалилась грязная подушка без наволочки, вслед
за подушкой шмякнулась толстая пачка пожелтевших газет, перетянутая бечевкой
крест-накрест. Далее посыпалась разная мелочь, какие-то баночки, пластиковые
бутылки из-под шампуня, разодранные журналы и книжки. Цветастый женский халат
расправился в воздухе, как гигантская бабочка, и бережно накрыл всю кучу. Тут
же на него полетела, кувыркнувшись, табуретка без одной ноги, за ней
последовало сразу три ящика от письменного стола, вместе с их содержимым:
пустыми бутылками и жестянками из-под пива, причем из банок тут же посыпались
старые вонючие окурки. Вообще, вонь сгущалась, наполняла маленький двор и стала
почти нестерпимой, когда с подоконника тяжело соскользнул полосатый матрац в
жутких разноцветных пятнах, а за ним бесформенным комом плюхнулось драное
ватное одеяло, из коего с металлическим писком выскочила огромная живая крыса.
За открытым окном было темно и тихо. Утреннее яркое солнце
заливало двор, а потому разглядеть бросавшего не было никакой возможности. На
безопасном расстоянии от окна молча стояли, задрав головы, дворник в рыжей
жилетке и начальница жилконторы, полная хмурая дама в открытом сарафане.
Из подъезда соседнего дома вышел мальчик с собакой,
остановился, присвистнул, покачал головой.
— Это что, полтергейст? — задумчиво спросил он, обращаясь
скорее к своему мраморному догу, чем к дворнику и начальнице. Дог гавкнул
внушительным басом и поволок хозяина за угол, к собачьей площадке.
Потом вышла маленькая старушонка в детской панамке, с
клеенчатой сумкой, охнула, застыла как вкопанная. В этот момент из окна выпало
небольшое рыжее кресло, аккуратно опустилось на все четыре ноги, прыгнула и
задрожала в воздухе толстая пружина.
— Что вы смотрите, надо в милицию звонить! — резонно
заметила старушка и тут же присоединилась к двум зрителям, задрала голову,
пытаясь разглядеть человека в окне. Идею вызвать милицию высказал и молодой
мужчина в элегантном песочном костюме. Он появился из подъезда, смерил двор
надменным взглядом и громко произнес:
— Ну ваще, блин, бардак, в натуре. Вы че блин, застыли все,
как неживые? Надо это, ментов вызвать, в натуре, совсем засрали двор, козлы, —
он сплюнул, направился к своему белоснежному джипу, который стоял за углом, сел
за руль и укатил в неизвестном направлении.
А предметы продолжали падать. Полированная дверца, ворох
серо-желтого женского нижнего белья, крышка доисторического чемодана с
железными уголками, обклеенная изнутри фотографиями котят и красавиц, остов
настольной лампы, стаканы, ножи, вилки. Последней вывалилась алюминиевая
кастрюля с черным дном, из нее выскочила вторая живая крыса и молча заметалась
по двору. Она так ошалела от полета в кастрюле, что бросилась прямо в ноги
начальнице. Та взвизгнула, подпрыгнула и наконец опомнилась.
— Стой здесь! — приказала она дворнику, а сама направилась в
контору, чтобы оттуда позвонить в районное отделение.
Наряд появился только через полчаса. Бомжовский дом сильно
надоел всему районному отделению, он портил отчетность, вонял, там без конца
происходило что-нибудь мерзкое. Милицейский газик въехал во двор и уперся
бампером в гору грязного барахла. Группа не спеша вышла. Поднялись по лестнице,
заранее затыкая носы.
