— Отстань, — огрызнулась Ира, — во-первых, мы не на юге, а
во-вторых, куда красивей, когда нет белых полосок.
Они лежали в высокой траве на поляне, возле маленького,
подернутого серебристой ряской пруда. Солнце стояло в зените и обливало их
сухим белым огнем. В пруду вяло квакали лягушки, в роще тихо поскрипывали
стволы столетних дубов, где-то совсем близко запричитала кукушка, тревожно,
торопливо, словно хотела сообщить о какой-то своей беде. Ира протянула руку,
сорвала травинку, принялась жевать.
— Опять? — Света резко села. — Брось эту идиотскую привычку.
Ты не корова. Ты что, забыла, как отравилась травой чуть не насмерть? Думаешь,
здесь не поливают всякой дрянью? И лифчик надень сейчас же.
— Так, все. Ты меня достала! — Ира толкнула сестру в плечо,
та завалилась на траву, но тут же вскочила и изо всех сил дала сдачи.
Завязалась потасовка, они дрались почти всерьез, но избегали попадать друг
другу по лицу, покатились по траве и, не расцепившись, свалились в пруд. Вода
была тяжелой, мутной, пруд постепенно превращался в болото. Местные жители
уверяли, что тина целебная.
В воде они продолжали бороться. Света слегка притопила
сестру, несколько секунд держала ее голову под водой, как будто потеряла разум.
Ира билась изо всех сил, наконец ей удалось попасть ребром ладони по Светиному
запястью. Хватка ослабла, она вынырнула и, задыхаясь, крикнула сквозь кашель:
— С ума сошла? Я чуть не захлебнулась, на хрен! Дура!
— Прости, — Свету трясло, в глазах у нее застыла паника, —
это кошмар какой-то, Ирка, со мной что-то странное случилось, знаешь, как будто
руки свело, чувствую, надо отпустить, но не могу. Прости. — Света похлопала
сестру по спине. Кашель прошел. Они стояли по пояс в мутной теплой воде и
смотрели друг на друга.
— Ладно, — Ира откинула мокрые волосы с лица, — расслабься.
Проехали. Давай просто поплаваем.
Они не спеша поплыли к середине. Их волосы потемнели,
отяжелели, лица и руки, взлетающие над водой, были покрыты тонким слоем
зеленоватой тины.
На берег из дубовой рощи вышел мужчина среднего роста,
довольно худой, но с широкими плечами. На голове у него была полотняная кепка,
надвинутая так низко, что тень козырька закрывала лицо до подбородка. Он шел
босиком, голый по пояс, в пятнистых камуфляжных штанах. На безволосой белой
груди на толстой золотой цепи матово поблескивал небольшой кулон в виде жука из
темного камня. Дойдя до полотенца, на котором лежали вещи девочек, он
остановился и несколько минут стоял, широко расставив плоские белые ступни,
заложив руки в карманы, смотрел на две головы, медленно плывущие к
противоположному берегу пруда.
— Как ты думаешь, нас не кинут? — тихо спросила Света.
— Типун тебе на язык, — Ира перевернулась на спину и
распласталась на воде, раскинув руки и подставив лицо солнцу, — зачем им нас
кидать? Где еще они найдут таких красивых, таких умных, таких одинаковых? И
потом, если кому-то можно доверять в наше похабное время, так только браткам.
Мужчина на берегу уселся на траву и принялся обыскивать вещи
девочек. Сначала обшарил карманы двух пар шортов, потом без стеснения вытряхнул
все содержимое из клеенчатой пляжной сумки.
— Все, плывем назад, — сказала Света, — что-то нехорошо мне.
— Может, перегрелась?
— Не в этом дело, — Света развернулась к берегу, увидела
мужчину, который рылся в их вещах, но отнеслась к этому вполне спокойно и
только сообщила сестре, все еще лежавшей на спине:
— Явился, не запылился.
— Что, уже? — Ира неохотно перевернулась. — Я думала, мы
успеем спокойно позагорать. Эй, ну что за дела! — закричала она так громко, что
у Светы заложило уши. — Кончай нас шмонать, подождать не можешь? Хорошо, что мы
его заметили, — сказала она Светлане с нервным смешком, — мог бы запросто взять
по-тихому и смыться. Так ты не объяснила, почему тебе плохо?
— Потому, что этой ночью я была на дискотеке, — бесцветным
голосом проговорила Света, — потому, что меня рвет от кроличьей крови,
подсоленного вишневого сока и от всех тех гадостей, которыми мы там дружно
занимаемся, я не могу больше участвовать в этих оргиях. Мне кажется, еще одна
такая ночь, и я либо умру, либо окончательно сойду с ума и стану настоящей
маньячкой. Знаешь, когда я сломалась? Когда появился Солодкин со своей видеокамерой.
Мне вдруг захотелось, чтобы он был из милиции или из ФСБ и чтобы нашу похабную
семейку наконец накрыли. Пусть что угодно, интернат, колония, панель, но только
не кровь живых кроликов, не траханье на алтаре, покрытом церковной парчой…
— Кончай ныть, — процедила Ира сквозь зубы, — мы уже
подплываем, нас запросто могут услышать.
— Не спеши. Я должна успокоиться. Когда я поняла, что это
ничтожество Солодкин никакой не мент, а самый обыкновенный наркоман, которому
зачем-то понадобилось снимать нас на видео, я сломалась. Но, хоть убей, не
понимаю, почему мама Зоя позволила ему?
— Маму Зою хлебом не корми, дай покрасоваться перед
объективом. Ты замечала, с каким кайфом она общается с журналистами, какое у
нее лицо, когда она разглядывает свои фотографии и читает статейки о своем
материнском подвиге в разных журналах и газетах?
— И ничего не боится, гадина, — еле слышно выдохнула Света.
— Чего ж ей бояться? У нее отличная «крыша», к тому же наши
дискотеки никто еще не снимал ни разу.
— Черные мессы, — быстро, на выдохе, произнесла Света, — вот
так это называется.
— Все, тихо! — скомандовала Ира.
Они встали на дно. Вода доходила до пояса.
— Ну чего, девки, наплавались? — крикнул им с берега
мужчина. — Ох, русалки, мать вашу, посмотрели бы на себя!
Тела их были покрыты бурой тиной, длинные волосы свисали,
как плети. Мужчина подкинул на ладони увесистую связку ключей, затянулся и
выпустил дым из ноздрей. Света, ни слова не говоря, навзничь упала на траву.
Ира уселась рядом с мужчиной, вытянула сигарету из его пачки.
— Может, ты объяснишь, какого хрена полез к нам в сумку без
разрешения?
— Я думал, вдруг вы утонете. — Он скорчил трагическую
гримасу, а потом засмеялся. Смех у него был высокий, переходящий в визг. — Как
вы собираетесь смывать эту дрянь? Здесь нет душа, — спросил он, продолжая
смеяться, и увесисто шлепнул Иру по голой груди. Она тут же дала ему кулаком в
плечо, он замахнулся, но опустил руку и прорычал еле слышно:
— Ладно, живи пока, я с тобой позже разберусь. Нет, не могу
на вас смотреть, уродки, неужели так и пойдете?
— Оно высохнет и стряхнется, как пыль, смывать не надо, это
полезно для кожи, — спокойно объяснила Ира. — Значит, ты, добрый наш, надеялся,
что мы утонем в этом болоте и тебе не придется платить за ключики? А тебе не
пришло в голову, что квартира на сигнализации?
