— Молодец, давно пора. Только о своем здоровье или еще о
чьем-то?
— Ну да, да! — она раздраженно поморщилась. — Угадали, на то
вы и следователь.
— Поздравляю. Кого ждешь и когда?
— В январе. А кого — понятия не имею. Кого Бог даст.
— Варюша, но ты знаешь, нервничать при беременности очень
вредно. Посмотри на себя, вся дерганая, злющая. Ты должна светиться изнутри, ты
ведь так хотела ребенка.
— Страшно, — прошептала она, — очень страшно, Илья Никитич.
— Что, рожать страшно?
— Перестаньте, — она махнула рукой, — рожать я совершенно не
боюсь.
— Ну, а в чем дело?
— В том, что все разваливается. Наш общий друг стареет,
причем катастрофически стареет. Я вам говорила, он стал сентиментальным. Так
вот, на самом деле, у него что-то вроде старческого маразма. Рыдает, как дитя,
бабушкам на улице милостыньку подает. В церковь стал ходить. Само по себе это
ни хорошо, ни плохо. Это его личное дело. Но стая чувствует, как слабеет вожак,
и готовится его загрызть.
— А тебе жалко? — Будете издеваться, ничего не расскажу, —
процедила она сквозь зубы. — С чего ты взяла, что я издеваюсь? — искренне
удивился Илья Никитич. — Почему бы тебе его не пожалеть? Все-таки старый,
глубоко несчастный человек. Несмотря ни на что.
— Ладно вам. Они не люди, сами знаете.
— Нет, — Бородин покачал головой, — люди. И если ты будешь
так к ним относиться, пропадешь. Они очень чувствуют, как к ним относятся.
Впрочем, это твое личное дело. Скажи, пожалуйста, там есть реальный преемник?
— Штук пять, не меньше, — Варя криво усмехнулась, — один
другого краше.
— Ну, тогда не так уж все страшно. Есть шанс, что они
перегрызут друг другу глотки. Да и вообще, Варюша, тебя это не касается.
— Перестаньте. Не надо меня утешать. Вы отлично знаете, что
касается, еще как. Если старика сожрут, моему Мальцеву конец. И мне тоже.
Старик с нас пылинки сдувает, ко мне даже привязался по-своему. А новые
отморозки просто хапнут коллекцию, и привет.
— Они знают о коллекции? — тихо спросил Бородин. — Что, все
пятеро?
Варя подкинула бусы на ладони, поймала, несколько секунд,
прищурившись, разглядывала камни, наконец прошептала:
— На самом деле реально опасен всего один, остальные так,
семечки. Вот он, этот один, знает. И, разумеется, именно ему старик доверяет
как самому себе.
— Ну, так чаще всего и бывает, — задумчиво протянул Бородин
и, помолчав, небрежно спросил:
— Тебе что-нибудь говорит такое название: ЗАО «Галатея»?
Варя побледнела, рука с чашкой дрогнула, горячий чай
пролился на кожу, она только чуть поморщилась, хотя это был кипяток, осторожно
поставила чашку и поднесла руку ко рту.
— Да. Есть такая фирма. Покупка и продажа антиквариата. Все.
Больше мне ничего не известно. И вообще, хватит об этом. О детских домах я
узнаю все, что смогу, — она приподнялась, поискала глазами официанта, махнула
рукой и, когда он подошел, попросила счет. Бородин попытался сунуть ей двести
рублей, но она не взяла.
Гроза кончилась. Небо расчистилось, с деревьев капало,
черный мокрый асфальт сверкал на солнце.
— Вас подвезти? — спросила Варя. — Спасибо, я лучше
пешочком. Воздух такой замечательный. Тебе, кстати, надо гулять как можно
больше.
— Ага, буду гулять.
Дверца захлопнулась, белый новенький «Фольксваген» рванул по
улице, превышая скорость.
Глава 16
Коля Телечкин переходил широкую площадь, когда упали первые
капли дождя. Он направлялся к метро, чтобы поговорить с бомжами, которые
обитали у крытого рынка. Если предположить, что Рюрик сказал правду, его
приятели могут знать, где он шлялся ночью.
«Зачем мертвому бомжу алиби? — пискнул в голове лейтенанта
ехидный голосок. — Успокойся, Телечкин, не лезь, куда не просят, о жене
подумай, о будущем ребенке, о маме с бабушкой».
Небо над головой затряслось, ударил гром, сразу у нескольких
припаркованных машин включилась сигнализация. Визг, вой, громовые раскаты
заглушили тихий внутренний голосок. Ливень рухнул сплошной стеной, лейтенант
едва успел добежать до метро. В вестибюль набилось много народу, откуда-то из
угла несло знакомой вонью, и Телечкин сквозь толпу стал потихоньку
протискиваться к бомжам.
Их было всего двое. Старик в драном тельнике и засаленных
ветхих галифе мирно спал на газетке. Рядом примостилась нестарая, но сильно
потасканная женщина, почти лысая, с красным испитым лицом. Она сидела,
уставившись опухшими бесцветными глазами в одну точку, и едва заметно
покачивалась.
Лейтенант был в форме, женщина сжалась в комок, закрыла
голову руками и тихо запричитала:
— Не тронь, начальник, слышь, не тронь, а?
— Никто вас трогать не собирается, — успокоил ее Телечкин, —
Рюрика и Симку знаете?
— А чего? — подал голос старик. Оказывается, он не спал, но
вставать не собирался, просто приподнялся на локте.
— Знаете или нет?
— Ну, предположим, — рыгнув, важно ответил старик. — Когда в
последний раз видели? — Ну, а че случилось-то? «Не знают еще, — решил Телечкин,
— так даже лучше».
— Позапрошлой ночью кто-то машину мою раздел. Один мужик
вроде видел, как Рюрик крутился поблизости. Я хочу сам с ним разобраться. Пусть
отдаст по-хорошему все, что снял, я его отпущу, никакого дела заводить не буду.
— Ну, так ты чего, не знаешь, где он живет? Сходил бы к нему
и разобрался, — резонно заметила женщина.
— Да я не уверен, он или не он, — задумчиво произнес
Телечкин, — по описанию, вроде Рюрик, однако было темновато, тот мужик мог
вполне ошибиться. Вы когда в последний раз видели Рюрика?
— Не он! — вдруг уверенно произнес старик, сел, стал тереть
воспаленные глаза. — А какая тачка у тебя?
— «Жигуль», шестерочка, — гордо соврал Телечкин. Никакой
машины у него не было.
— Рюрик ни за что ментовскую тачку трогать не станет, он
вообще таких вещей не практикует, в натуре, — затараторила женщина, — он кичи
больше смерти боится, чтобы он на ментовскую тачку позарился — никогда, сукой
буду.
— Погоди, — перебил ее Телечкин и обратился к старику:
— Ты сказал, точно знаешь, что не он. Почему?
— Позапрошлой ночью машину раздели? — старик прищурился. — С
воскресенья на понедельник? Часа в три? — Да.