— Завидую вам, это счастливое свойство. Однако какие-то
проблемы все-таки остались нерешенными?
— О, только вечные проблемы. Они есть в каждой семье.
Любовь, дружба, учеба, отношения между детьми.
— Я знаю, что год назад вы потеряли мужа. Вам, вероятно,
стало значительно трудней.
— Мне бы не хотелось обсуждать это.
— Да. Конечно, извините. Сейчас, кроме вас, кто-нибудь
взрослый живет в доме?
— Мне помогает учитель физкультуры, Руслан. Он с самого
начала с нами, с восемьдесят девятого года. Я считаю, физическое воспитание
едва ли не самое важное для ребенка. У нас есть поговорка: в здоровом теле
здоровый дух. Я стремлюсь к тому, чтобы дети мои были не только здоровы, но
могли за себя постоять. Руслан мастер спорта по боксу, чемпион России в легком
весе. Из-за травмы он ушел из спорта, стал преподавать. После смерти мужа
переселился к нам, он очень мне помогает.
— А где он сейчас? Мне бы хотелось с ним познакомиться,
поговорить.
— Он в Москве, у своей мамы.
— Вы не могли бы дать мне телефон? Было бы интересно задать
ему несколько вопросов, для полноты впечатлений.
— Простите, телефон я вам дать не могу. Но через пару дней
Руслан вернется, вы можете приехать еще раз.
— Спасибо за приглашение, обязательно приеду. Я буду здесь
еще неделю, так что времени достаточно. Скажите, а как складывались в самом
начале отношения между вашими родными детьми и приемными? Не было ревности,
соперничества?
— Конечно, первое время всем было трудно. Но есть одно
верное средство. Любовь. Я с самого начала приучала детей, и родных, и
приемных, к любви и дружбе. Один за всех, все за одного. Такой у нас девиз.
Знаете, я пытаюсь объяснять им все как можно образней. Вот показываю руку, —
она вытянула вперед пухлую холеную кисть, растопырила пальцы, — разве можно
сильно ударить? Нельзя. Пальцы сломаются, и все дела. Но если вот так, — она
сжала руку в кулак и увесисто потрясла, — если так, удар получится мощным. Дети
меня понимают.
— Да, это очень образно, — кивнул корреспондент, — а как
ваши дети отдыхают?
— Мы предпочитаем активный отдых на свежем воздухе,
спортивные занятия, подвижные игры. Я же говорю, в здоровом теле здоровый дух.
— Скажите, с кем-нибудь из детей я могу побеседовать? Мне бы
хотелось задать несколько вопросов вашей младшей дочери. Кажется, ее зовут
Люся?
— Почему именно ей?
— Она девочка, к тому же младшая и, вероятно, наиболее
ранима. Мне интересно узнать, как она чувствует себя в такой большой семье, как
к ней относятся другие дети.
— Люся чувствует себя отлично, — отчеканила Изольда, —
отношения между всеми детьми в нашем коллективе ровные, товарищеские, — она
пробуравила переносицу корреспондента совершенно ледяным взглядом, затем
демонстративно посмотрела на часы и резко встала. — Какие-нибудь еще вопросы?
— Вопросов много, — вздохнул корреспондент, — но я вижу, у
вас больше нет времени. Спасибо, — он выключил диктофон, убрал в сумку.
Изольда проводила его до железных ворот и, открыв их,
спросила с маргариновой улыбкой:
— В какой вы остановились гостинице?
— Она называется «Ор-рленок».
— Телефон там есть?
— Да, конечно… Однако я не помню его наизусть, где-то
записан, сейчас посмотрю, — он принялся рыться в сумке, потом в карманах,
наконец пожал плечами:
— От жары я становлюсь рассеянным, все забываю, вот,
кажется, забыл визитку гостиницы, там был записан телефонный номер. Но у меня
есть моя визитка, — он протянул ей карточку, на которой по-французски было
написано: «Пьер Жермон». Хозяйке хватило школьных знаний, чтобы разобрать
французское слово «корреспондент», название журнала «Лез анфан», Париж меленько,
внизу, там, где обычно помещается адрес.
* * *
— Простите, вы не могли бы открыть окно? — откашлявшись,
попросил Илья Никитич начальника районного отделения милиции.
— Не открывается. Забито, — ответил начальник, закуривая
очередную сигарету.
— Ну, тогда хотя бы включите этот агрегат, — Бородин кивнул
на огромный пыльный вентилятор.
— Сломан, — начальник выпустил дым из ноздрей.
— Как же вы работаете в таком прокуренном помещении? —
покачал головой Бородин. — Совершенно нечем дышать.
— Вам нехорошо? — пухлые губы майора растянулись в улыбке. —
Конечно, в вашем возрасте много сложностей со здоровьем.
— Ладно, Иван Романович, — вздохнул Бородин, — я понимаю,
больше всего вам хотелось бы, чтобы я ушел и оставил вас в покое. У вас серьезные
неприятности, но вовсе не из-за меня.
— Разумеется, не из-за вас… — майор замер, глядя выпуклыми
глазами сквозь Бородина, сделал несколько жадных нервных затяжек, наконец с
выразительным вздохом произнес:
— Это вряд ли можно назвать неприятностями. Это беда,
настоящая беда. Очень жалко парня, молодой, вся жизнь впереди, осталась
беременная жена, совсем девчонка, едва исполнилось восемнадцать. И как она
справится одна с ребенком, в наше-то сложное время, не представляю.
— Извините, — вкрадчиво произнес Илья Никитич, — когда вы в
последний раз звонили в больницу?
— Некогда мне звонить, — махнул рукой майор, — да и зачем? И
так все ясно. Ребята пришли, доложили… Кошмар, бедный парень! Ну, мы, конечно,
поможем с похоронами и оформим все, как положено, геройски погиб при
исполнении, и все такое, хотя, между нами, никакого исполнения там не было.
Дежурство у него кончилось как раз утром, домой шел, может, и выпил малость,
после ночи, чтоб расслабиться. С кем не бывает? Но, разумеется, мы все оформим,
как положено, чтобы жене хотя бы пенсию выплачивали.
— Да, с вашей стороны это чрезвычайно благородно, Иван
Романович. Скажите, а о чем беседовал с вами младший лейтенант Телечкин сегодня
утром?
— Утром? — выпуклые глаза майора тревожно забегали. — Ах, ну
да, он заходил ко мне, буквально за час до несчастного случая.
— За час до чего, простите? — Бородин слегка приподнял
брови.
— До того, как попал под машину, переходя проезжую часть на
красный свет, — по слогам отчеканил майор, загасил сигарету и тут же закурил
следующую.
— Ах, ну да, конечно, — Илья Никитич отвернулся от дыма,
искоса взглянул на майора и точно так же, по слогам, отчеканил:
— Будьте добры, Иван Романович, постарайтесь припомнить, о
чем вы беседовали с младшим лейтенантом Телечкиным сегодня утром в вашем
кабинете?
