— Визитные карточки, с французским именем, парижским
адресом.
— Ага, ясно. Фердинанд — французский шпион, — прошептал
Бородин и тихо присвистнул:
— Да, Ванюша, молодец, поздравляю. Надо срочно звонить в
ФСБ. У меня там есть хороший знакомый, подполковник Свиридов, он, правда,
занимается борьбой с терроризмом, но тут определенно может быть связь.
— Да, конечно, звучит смешно, но дело в том, что карточек
этих пятьдесят штук. Одинаковых. Он заказал их, понимаете? Заказал для себя.
Зачем? Чтобы выдать себя за французского корреспондента. Это слово я сумел
разобрать, хотя учил немецкий. Почему именно пятьдесят? Потому что нельзя ведь
заказать только три штуки. Ему, я уверен, нужна была всего одна. А знаете, как
называется журнал, в котором работает корреспондент Пьер Жермон? — Капитан
сделал паузу и торжественно произнес:
— «Лез анфан»!
— То есть «Дети». — Илья Никитич поставил локти на стол,
сплел пальцы и уложил на них подбородок. — А что, действительно, существует
такой журнал?
— Не важно. Как вы думаете, почему для шибзика тема
интерната самая болезненная?
— Потому, что его обожаемая Лика мучилась раскаянием, отдав
племянницу чужим людям. — Бородин пожал плечами. — Это как раз совершенно ясно.
— А мне не ясно. — Косицкий низко опустил голову и взглянул
исподлобья. — Мне не ясно, Илья Никитич, почему вы не желаете понимать
очевидных вещей. Допустим, мы с вами выяснили наконец адрес интерната. Что бы
мы предприняли?
— Ну, для начала я бы тебя отправил по этому адресу с
какой-нибудь легендой.
— Правильно, — кивнул Иван, — и какая легенда была бы
оптимальной?
— Ну, не знаю. Корреспондент…
— Вот! — Косицкий поднял палец. — Однако мы с вами имеем
возможность подстраховаться на случай проверки, а у Фердинанда такой
возможности нет. Тетя Юка выучила его французскому. Он подрабатывает
переводами, и вполне понятно, что ему пришло в голову представиться французским
корреспондентом.
— Ну да, конечно, если не убийца, то хотя бы конкурент, —
проворчал Илья Никитич, — Ваня, ну ты же сам говорил, он у нас умный. Неужели
ты думаешь, он собирается сам покарать преступника? У него нет оружия, он
слабый, нездоровый человек.
— Что касается оружия, мы с вами знаем: достать пушку сейчас
совсем не сложно. А что касается ума, то в данном случае эмоции все-таки
перевешивают. Смертной казни у нас пока нет. Знаете, если бы с женщиной,
которую я любил, такое сделали, — Косицкий болезненно сморщился, — я… я мог бы,
пожалуй, решиться. То есть, конечно, в последний момент я бы, вероятно,
сдержался, но знаю совершенно точно: я бы не сидел сложа руки. Я бы по крайней
мере искал. А уж если бы меня заподозрили в этом кошмаре… Надо допросить его
еще раз.
— Он не скажет, — покачал головой Бородин, — ты, пожалуй,
прав. Он собирается действовать самостоятельно. Он нервничал на допросе, однако
упорно гнул свою линию, пытался косвенно убедить меня, что убийство связано с
событиями десятилетней давности. И в общем это вполне логично. Что у нас есть в
этом направлении? Журнал в доме убитой, тот самый, который передал ей в кафе
Олег Солодкин. Десять лет назад его мать Галина Семеновна хлопотала об
устройстве четырехлетней слабоумной девочки. То есть собственной внучки? Ну
ладно, она не считала Люсю своей внучкой, ненавидела Ольгу. Сначала убила ее,
потом пристроила ребенка?
— Да не убивала она. — Иван махнул рукой. — Я никогда не
видел ни Ольгу, ни эту Солодкину. Две женщины, молодая и пожилая. Если бы речь
шла о пуле, яде, ноже, о машине, которая как бы случайно сбила на улице, тогда
я бы поверил. Но представить, как одна женщина берет другую в охапку и
выкидывает в окошко… Нет уж, извините, это похоже на недобросовестную
детективную литературу.
— И все-таки так тоже иногда убивают, — неуверенно заметил
Бородин. — Ольга была склонна к суицидальным демонстрациям. Допустим, между
ними происходил напряженный, злобный разговор. Проще говоря, скандал. Ольга в
истерике решила напугать, пригрозить, распахнула окно, встала на подоконник…
— А Солодкина ее подтолкнула? — Иван вскочил и принялся
ходить по кабинету, — Ну да, пожалуй, возможно. Однако, если человек выпадает
из окна, это сразу видно и слышно. Черного хода в доме нет. Как ей удалось уйти
незамеченной? Ведь наверняка было следствие, опрашивали соседей. Неужели никто
не видел Солодкину, не знал о встрече? Надо поднять архивные документы.
— Сядь, Ваня, не могу, когда ты ходишь, как маятник. Я уже
просмотрел все, что осталось по тому суициду. Труп обнаружили в шесть часов
утра тридцатого июня. По заключению эксперта, смерть наступила за пять часов до
этого, то есть около часа. Ольга Коломеец находилась в квартире одна с
ребенком. Мать и сестра ушли в гости. Был день рождения Ласточкиной Юлии
Сергеевны. Они остались там ночевать, Ольга не пошла с ними потому, что у нее
болело горло, накануне переела мороженого и потеряла голос. О том, что сестра и
мать вернутся только утром, она знала. Ни с кем в тот вечер встречаться не
собиралась, никого не ждала в гости. И соседи, как записано в протоколе, никого
не видели. Наркотических веществ в крови не обнаружено.
— Ни крика, ни звука падения не слышали? — Иван все еще
ходил по кабинету, но тут остановился, схватил электрический чайник, налил
стакан холодной кипяченой воды, выпил залпом.
— В протоколе написано, нет. Видишь ли, окно выходит в
сторону бомжовского дома, там постоянно что-то происходило, к ночным воплям и
грохоту соседи успели привыкнуть, к тому же летом многих не было в Москве. Ну
что ты воду хлебаешь? Включи чайник, давай лучше чайку выпьем. И сядь наконец,
успокойся.
— Получается, он прав? — вздохнул Иван. — Там воды мало
совсем, я налью. Получается, прав Фердинанд? — произнес он, открыв дверь. —
Солодкина все-таки причастна к убийству, через десять лет Лилия окончательно
убедилась в этом, решила действовать. Вот вам и встреча в кафе. Она косвенно
предупредила Олега Солодкина. Официант сказал, она очень плохо говорила о его
матери, а его жалела. Солодкин передал разговор мамаше, та моментально
сообразила, в чем дело… Однако не могу поверить, что такая состоятельная умная
дама наняла в киллеры сумасшедшего маньяка. И как она успела сделать это за
сутки?
Он ушел с чайником, вернулся через минуту, бегом, и с порога
выкрикнул:
— Она заранее была с ним знакома и знала, что он маньяк! Это
оказалось кстати! Это инсценировка, вот что! — Он включил чайник, сел и
закурил. — Теперь основной вопрос — где она такого откопала? Представляете,
ручной маньяк, дрессированный. И при чем здесь нитки? Ну при чем, а?
— Знаешь что, Ваня, мы сейчас чайку выпьем и ты съездишь на
дачу к Солодкину. Он наверняка там.
