У них все кипело внутри, когда они видели, как суетятся
вокруг этой уродины взрослые. Они готовы были полжизни отдать, чтобы иметь
такую вот тетю и хотя бы изредка уезжать с ней от мамы Зои. Но никому, даже
друг другу, они никогда бы не признались в этом.
Однажды появилась какая-то шикарная пожилая мадам на
«Мерседесе», вся в бриллиантах. Говорили, что она спонсор, однако она первым
делом познакомилась с идиоткой, как будто не было у мамы Зои других детей.
Потом стал приезжать этот странный Солодкин. Он что-то болтал о кино и снимал
все подряд. Просто сценки из жизни семейного детского дома. Руки у него так
тряслись, что становилось страшно за дорогущую видеокамеру. И он тоже, как
нарочно, не отлипал от Люськи, разговаривал с ней, гладил по головке. А ими,
такими красивыми, умными, не интересовался никто на свете.
Дойдя до Пушкинской, они остановились у «Макдоналдса». На
противоположной стороне, справа от памятника, было милицейское оцепление,
стояли пожарные машины и «скорая», толпа текла по Тверской, огибала оцепление,
отсеивая кучки зевак, которые, постояв немного, двигались дальше.
— Ну что, полюбовалась? — спросила Света. — Все, быстренько
в метро, — она потащила сестру за руку.
— Нет, ну класс, а?! — весело крикнула Ира, и они скрылись в
метро.
* * *
Илья Никитич подошел к милиционеру в оцеплении, показал свое
удостоверение и спросил, в чем дело.
— В одном из магазинов галереи час назад сработало взрывное
устройство, — объяснил молоденький сержант.
Бородин растерянно оглядывался по сторонам, будто искал
кого-то в толпе.
— Илья Никитич, — зашептала ему на ухо Евгения Михайловна, —
вы думаете, те две девочки, близнецы, как-то причастны к взрыву? Это за ними мы
с вами гнались?
— Не знаю. Я слышал их разговор. Там прозвучала наша с вами
легендарная «мама Зоя», и еще много чего прозвучало. Не знаю, голова идет
кругом.
— Может, вам почудилось «мама Зоя»? Вы все время думаете об
этом…
— Мне надо поговорить с кем-то из опергруппы. Евгения
Михайловна, подождите меня на лавочке у памятника, я скоро.
В галерее работали трассологи ФСБ. Бородин тут же заметил
своего знакомого, подполковника Свиридова, высокого седовласого красавца с
черными бровями и усами.
— Илья Никитич, какими судьбами? — удивился Свиридов.
— Скажите, Федор Григорьевич, эпицентр взрыва находился в
магазине эксклюзивной женской одежды?
— Да, а откуда вы знаете?
— Остался здесь кто-нибудь из работников галереи?
— Там на втором этаже несколько человек еще дают показания.
Илья Никитич, объясните, в чем дело?
— Потом, Федор Григорьевич, потом. Сначала я должен
поговорить со свидетелями. Там есть кто-то из сотрудников того магазина, где
произошел взрыв?
— Есть менеджер. Он в это время как раз уходил обедать.
— Отлично!
В баре на втором этаже подполковник усадил Илью Никитича за
стол, отошел и через пару минут вернулся вместе с бледным молодым человеком в
дорогом светлом костюме.
— Я ведь уже все рассказал, — хрипло произнес молодой
человек, полез в карман, вытащил мятую пачку «Парламента». Руки у него
тряслись, на лбу блестела испарина, — я не могу больше здесь оставаться, мне
нехорошо. Такой стресс…
— Мой коллега задаст вам несколько вопросов, и вы сразу
поедете домой, — утешил его подполковник.
— Скажите, в вашем магазине продавались вечерние платья
фирмы «Шанель»?
Молодой человек сильно закашлялся, из глаз брызнули слезы,
он загасил сигарету, вытащил бумажный носовой платок, громко высморкался и
несчастным, сорванным голосом произнес:
— Да, недавно завезли новую коллекцию. А в чем дело?
— Это действительно «Шанель»? — Бородин удивился, заметив,
как бегают глаза менеджера, как часто он моргает.
— Нет, а что такое? — молодой человек стал вытягивать еще
сигарету, никак не мог уцепить ее, отбросил пачку так резко, что она упала на
пол, наклонился, чтобы поднять, и, разгибаясь, сильно стукнулся головой об угол
стола.
— Что вы так нервничаете? — мягко спросил подполковник.
— А вы бы на моем месте не нервничали? — зло усмехнулся
менеджер. — Меня чудо спасло, я мог запросто оказаться в магазине во время
взрыва. Запросто! Может, это вообще меня заказали, вы знаете, какая у нас дикая
конкуренция?
— Эдуард Сергеевич, — покачал головой Свиридов, — ну мы с
вами это уже обсуждали. Взрыв был не заказным убийством, а террористическим
актом, преступники не ставили перед собой цель убить кого-то конкретно.
— На вашем месте, Эдуард Сергеевич, я бы радовался, что
остался жив, — заметил Бородин, — так все-таки это действительно были платья от
«Шанель»? Вы получили их из Парижа?
— Я не понимаю, какое отношение это имеет к преступлению? И
какая разница, откуда мы получили модели, которые все равно погибли?
— Ну ладно, — вздохнул Бородин, — происхождение моделей меня
действительно не особенно волнует. Из Парижа вы их получили, из Пекина, из
Гонконга, с фабрики «Красный пролетарий», совершенно не важно. На них были
пришиты ярлыки «Шанель»?
— Ну да, да! — сморщившись, выкрикнул менеджер.
— Очень хорошо, — одобрительно кивнул Бородин, — и не надо
так нервничать. Вы не могли бы припомнить, было ли в коллекции платье из
небесно-голубого тонкого бархата?
Несколько секунд менеджер молчал, глядя стеклянными застывшими
глазами прямо перед собой, наконец медленно и почти спокойно произнес:
— Будьте любезны, объясните, пожалуйста, почему вас так
заинтересовала последняя коллекция вечерних платьев от «Шанель»? Какое
отношение к взрыву имеет платье из голубого бархата? Что вы мне голову
морочите, в самом деле?
— Послушайте, господин Радченко, вы выбирайте выражения, —
подполковник грозно сдвинул свои угольные брови, — извольте четко отвечать на
вопросы. Вас спрашивают, было ли в новой коллекции голубое бархатное платье.
— Я затрудняюсь ответить, — отчеканил менеджер и сделал
надменное лицо, но руки у него дрожали все заметней.
— Позвольте узнать, почему? Вы плохо помните ассортимент
последней коллекции? У вас должен быть документ с перечнем и описанием. Давайте
посмотрим вместе.
— Нет, я, честное слово, не понимаю, с какой стати вы
застреваете на таких пустяках… Это как-то непрофессионально… — Радченко поджал
губы и скосил глаза, — ну что вы прицепились к несчастному платью?
