Вообразите эту ситуацию. Врач «Скорой помощи», находясь при исполнении, то есть на дежурстве, внаглую проигнорировал просьбу о помощи и в результате человек, которого можно было спасти (вероятно), умер на руках у безутешной жены. В Департамент здравоохранения написала жалобу не только вдова, но и кое-кто из соседей. Их можно было понять — вопиющий случай! А племянник вдовы, уголовник с двумя ходками, даже приходил выяснять отношения на подстанцию… Хорошо еще, что Сергеев в тот день был выходной, а то мало ли что. Когда племяннику объяснили причину, он не поверил. Пришлось вмешаться одному из водителей, отсидевшему по молодости за драку. Тот с положенными по ритуалу уверениями в своей искренности подтвердил сказанное диспетчером. Что-то вроде: «Гадом буду по-тамбовски, сукой стану по-ростовски, с харей битою по-псковски, век свободы не видать, если наш Никитич хоть что-то слышит!» Уголовник сильно удивился, но ушел с миром.
Положение Сергеева осложнялось тем, что на московской «Скорой» в тот период проходила очередная кампания по закручиванию гаек. Поводом для ее начала послужило другое ЧП. Переработавшая[15] бригада привезла в приемное отделение старушку-гипертоничку. Поскольку очень торопились, дожидаться принимающего врача не стали. Усадили пациентку на банкетку, дали ей в руки сопроводительный лист — жди бабка! — и уехали. Старушка посидела-посидела, да и задремала. А задремав, упала с банкетки на пол, да так неудачно, что получила перелом левого предплечья. Старые кости хрупкие, особенно у женщин. Для перелома достаточно несильного удара. Старушке еще гипс наложить не успели, а Департамент здравоохранения уже стоял на ушах. Ну и началась кампания…
Из Сергеева было решено сделать «показательный пример». То есть не просто уволить, а с треском и заведением уголовного дела. По закону за неоказание помощи больному, повлекшее за собой смертельный исход, Сергееву грозило до четырех лет отсидки.
— И он их получит! — свирепствовал главный кадровик «Скорой» Сестричкин. — На всю катушку! Отсидит четыре года как миленький! А потом пойдет в приемный покой санитаром!
К Сергееву у Сестричкина был личный счет. Однажды, лет десять тому назад, Сергеев приходил на прием к Сестричкину вместе с фельдшером, которого несправедливо хотели уволить.
— Нечего меня учить! — грубо прервал объяснения Сергеева Сестричкин.
— Почему? — удивился Сергеев. — Дураков надо учить, иначе они так дураками и помрут.
И это при свидетелях. Высокому начальству. Да еще и такому человеку, как Сестричкин!
Фельдшера не уволили, но Сестричкин Сергеева запомнил. Он вообще был памятливый, ничего не забывал.
Получив объяснительную, в которой Сергеев признавался в своей глухоте и к которой была приложена подтверждающая справка из поликлиники, Сестричкин не поверил ни объяснительной, ни справке. Решил, что Сергеев хочет таким манером уйти от ответственности. Следователь, который вел дело Сергеева, тоже не поверил — ну какой врач не сможет получить у коллег нужные справки? — и назначил экспертизу. Результат авторитетной экспертизы оспаривать было невозможно, дело закрыли.
А у Сергеева как раз подошел пенсионный возраст. Разумеется, после такого случая он не мог и не хотел оставаться на «Скорой». Стал пенсионером, оформил брак с Гусевой и занялся разведением ценных аквариумных рыбок. Несмотря на то что опыта у Сергеева не было, дело у него пошло хорошо, рыбки стали приносить довольно внушительный доход.
— Почему вдруг рыбки, а не собачки или, к примеру, мейнкуны? — интересовались бывшие коллеги. — С собачками же хлопот не в пример меньше.
— Глухому с немыми сподручнее, — объяснял Сергеев.
Ветеринар
— Если бы я был ветеринаром, то сказал бы вам, что вашу бабушку следует усыпить, — говорил доктор Кандауров родственникам безнадежных пациентов. — Но я не ветеринар.
Родственники жаловались начальству. Начальство стенало:
— Ну сколько же можно, Вадим Романович?! Неужели нельзя просто сказать, что положение безнадежное?!
— У меня язык не поворачивается прямо сказать такое людям, — отвечал Канадауров. — Только намекнуть могу.
Прозвище у него было Ветеринар. Это обстоятельство часто создавало в больнице пикантные ситуации.
Разговор врача приемного покоя с санитаркой:
— Поднимайте пациента в кардиологию, Марья Васильевна!
— А кто там сегодня дежурит?
— Ветеринар.
Пациент робко интересуется:
— Доктор, а разве нельзя меня к нормальному врачу положить?
Хорош борщок, да мал горшок
В одной больнице обидели интерна…
Да, несчастных бесправных интернов часто обижают, такая уж у них планида.
Но тут был особый случай, можно сказать, крайняя степень унижения. Заведующий одним узкопрофильным хирургическим отделением приставил интерна помогать одной из двух буфетчиц. Проще говоря, заставил его возить с больничной кухни в отделение бидоны с едой и отвозить обратно пустые. Мол, буфетчица у нас старенькая, ей тяжело, а ты вон какой бугай — помогай.
Да, разумеется, интерн был вправе отказаться. Не врачебное это дело — бидоны туда-сюда тягать. Может, вам еще и полы в отделении вымыть? Но отделение, как я уже сказал, было узкопрофильным хирургическим. Интерн жаждал полноценного участия в операциях, жаждал набираться опыта и потому не осмелился возражать заведующему. А то ведь разозлится Зевс-Громовержец и вместо операционной вся интернатура в перевязочной пройдет.
Но, конечно же, ему было обидно. Да и буфетчица оказалась неделикатной. Ей крайне льстило, что у нее врач на побегушках состоит, и она этим обстоятельством прямо-таки наслаждалась.
Хвасталась в коридоре так, что слышно было на все отделение:
— Вот меня, в отличие от моей сменщицы, наш заведующий ценит и уважает. Даже «ынтерна» мне в помощь выделил. Ни у какой другой буфетчицы «ынтерна» в помощниках нет, а у меня есть! Вот как!
Или, к примеру, разговаривает интерн в коридоре с кем-то из пациентов или их родственников, а буфетчица ему мимоходом:
— Шурик, милый, пора бы уже и обед везти. Давай поспешай.
И не пора еще совсем, и интерн никогда не забывал вовремя на кухню отбыть, и это дома он Шурик, а в больнице — Александр Николаевич, но ей, старой суке, лишний раз хотелось поизгаляться над бесправным человеком, которого злой рок в лице заведующего отделением отдал, пускай и частично, в ее власть.
Любому терпению рано или поздно приходит конец…
Интерн решил отомстить своим обидчикам — заведующему отделением и буфетчице. А поскольку человеком он был креативным и осторожным, то и способ отмщения выбрал оригинальный и в целом безопасный для себя самого в смысле последствий.
