Оля поступила мудро — завербовала одну из медсестер Колиного отделения. Уговор был таким: ты мне даешь информацию о похождениях моего блудливого муженька, а я тебе годика через два дам должность старшей медсестры в моей больнице, причем не в хлопотно-суетливом реанимационном отделении, а где-нибудь поспокойнее и повыгоднее. Да, кандидатуры для измены жене Коля находил исключительно в больнице, поскольку больше нигде не бывал. Придет домой, отоспится — и бежит на работу. Ну фанатик же, как и было сказано.
Медсестра согласилась и два с половиной года исправно снабжала Олю информацией. Бедный Коля не мог понять, кто из отделения «стучит» на него супруге. Уволил двух ни в чем не повинных медсестер и одного невиновного врача… Но все без толку. Стоило только Коле «углубить» очередную интрижку, как дома начинался настоящий Армагеддон. Кандидаткам в разлучницы тоже доставалось на орехи. Скандалов на рабочем месте Оля не устраивала — ни к чему этот цирк, а вот явиться домой к разлучнице могла запросто. Причем не со скандалом, а с разговором по душам. «Вот посмотри, как я мучаюсь, и скажи — хочешь ли ты такой участи для себя? Коля мог тебе наплести все, что угодно, но я-то его, кобеля кобелянского, знаю куда лучше тебя. Он даже сейчас, в самый разгар вашего «необыкновенного» романа, трахает на дежурствах Таню, Веру и Надю. А еще у него с окулистом Ириной Николаевной вялотекущий роман уже третий год». В глаза разлучницам Оля глядела искренне, сведения излагала самые что ни на есть верные, плакала интеллигентно — минимум слез, максимум тоски в глазах. Убедившись в том, что про Таню, Веру, Надю и Ирину Николаевну Оля сказала правду, разлучницы давали Коле от ворот поворот. А одна из разлучниц даже стала Олиной близкой подругой. Знакомя ее с кем-нибудь, Оля шутила: «Это моя молочная сестра». Молочная, ага.
Тайное всегда становится явным. Когда одна из медсестер реанимационного отделения вдруг перешла в Олину больницу на мегасуперхлебную должность старшей медсестры гинекологического отделения, Коля все понял. Из «окраинной» больницы — в «центровую», да еще в старшие, да еще в такое отделение… Для сравнения — это все равно что из кресла главы администрации какого-нибудь сельского поселения пересесть в кресло мэра Москвы. Чудес на свете не бывает, а у того, что кажется чудом, всегда есть какая-то реальная подоплека.
Коля все понял и пришел к предательнице на новую работу. Нет, не счеты сводить или скандалы устраивать, не такой у него был характер, а для того, чтобы просто посмотреть в глаза и спросить: «Ну как же так, Маша? За что? Разве я тебя чем обидел?»
«Обидели! — истерично выкрикнула Маша в лицо Коле. — Столько лет вместе проработали, а вы на меня никакого внимания не обращали! Разве это не обидно?!»
«Обращал… — растерялся Коля. — Еще как обращал… Даже очень. Но ты была такая недотрога, что я на тебя лишний раз взглянуть боялся…»
«А что я должна была, как все эти проститутки, вам на шею вешаться? — всхлипнула Маша. — Я не такая! У меня, может, чувство собственного достоинства есть! И вообще, любовь — это не потрахушки на дежурстве, а нечто иное…»
Чувство собственного достоинства — это серьезно.
И любовь, конечно же, не потрахушки на дежурстве, а нечто иное.
Вскоре Маше пришлось уволиться со своей мегасуперхлебной должности, потому что Коля ушел от Оли к ней. Маша вернулась в свою старую больницу, только не в реанимацию, а в неврологическое отделение, потому что принципиально не хотела работать в одном отделении с мужем. Очень скоро она выбилась в старшие медсестры. Доказала себе и миру, что и без Олиной поддержки что-то может.
Самое интересное во всей этой истории то, что после женитьбы на Маше Коля сильно изменился — совершенно забыл про свое былое донжуанство. Как отрезало. На дежурствах в свободное время книжки читать начал, с окулистом Ириной Николаевной отношения перешли в чисто дружеские… И так далее. Видимо, что-то его в Оле не устраивало, вот он и искал свой идеал, пока не нашел его в Маше.
Коля и по сей день заведует своим отделением, а Маша работает старшей медсестрой. Оля занимает очень ответственную должность в министерстве здравоохранения. Замуж она больше не выходила, несмотря на неоднократно поступавшие предложения. Короче говоря, все у всех хорошо, чего и вам желаю.
Плотницкая бригада, или медик должен быть не только медиком, но и тактиком
У фельдшера Ульянова по прозвищу Ильич за долгие годы работы на «Скорой» невероятно гипертрофировалась природная склонность к точности и конкретике. Так, например, Ильич не мог сказать «я выпил стакан чая» или «я съел бутерброд с колбасой». Он говорил «я выпил двести «кубиков» чая» или «я съел кусок черного хлеба с семьюдесятью граммами любительской колбасы». На вопрос пациента или его родственников «скоро ли доедем до больницы?» Ильич не отвечал «как получится» или «как доедем, так и доедем», а говорил: «От двадцати до семидесяти минут в зависимости от дорожной ситуации». Если пациент или родственники спрашивали о прогнозе, Ильич не говорил «да вы еще много лет проживете!», а производил в уме какие-то вычисления и выдавал конкретные цифры. «Если пить перестанете и больше ничем не заболеете, то на пять лет вполне можете рассчитывать».
Однажды, пока бригада сдавала пациента в реанимацию, водитель отлучился из машины в туалет и был наказан за это безжалостным провидением — из салона украли спинальный щит[16]. Не спрашивайте, кому он мог понадобиться. Ясное дело — какой-то другой бригаде, которая лишилась своего щита. Это, в общем-то, распространенная практика — красть у коллег недостающий инвентарь, чаще всего — простыни и мягкие носилки. Только не у тех, с кем работаешь на одной подстанции — табу. Так что возле приемных отделений, где «Скорые» кишмя кишат, машину без присмотра лучше не оставлять. Велики шансы, что по возвращении чего-то недосчитаешься. И на замки сильно уповать не стоит, ведь открыть их нетрудно.
Одна из множества версий закона подлости гласит, что все недостающее непременно понадобится. Так и в случае со спинальным щитом произошло. Следующий вызов был к пятидесятилетнему мужчине, который упал дома с лестницы-стремянки, когда вешал новую люстру. Тверская, дореволюционный дом, потолки под четыре метра, стремянки тоже высокие… Упал на спину, ненадолго потерял сознание, когда очнулся, пожаловался на ноги: «Отнялись, шевельнуть не могу и не чувствую ничего». У жены хватило соображения оставить мужа там, куда он упал, не пытаясь переложить в кровать или на диван. При подозрении на травму позвоночника очень важно не усугубить состояние пострадавшего лишними движениями. И транспортировать таких положено исключительно на жестком щите, чтобы от прогиба спины еще сильнее не повредился бы спинной мозг.
— Ильич, найди какую-нибудь доску[17], — сказал врач, осмотрев пострадавшего.
— У вас есть рулетка или хотя бы лента сантиметровая? — спросил Ильич у жены пациента.
