Все остальные позиции находились прямо на переднем крае, некоторые – чуть выше по склону холма, выше подножия долины, остальные – ниже, около ручья.
Аугст и Купаль получили назначенные им секторы обороны. Аугст расположился правее меня, а Купаль – левее. Я решил, что мой КП будет расположен как раз в том месте, где передний край поворачивает к югу практически под прямым углом. Однако отсюда мне будет виден весь участок, что было для меня очень важно. Большинство солдат моей теперешней роты не имели боевого опыта и поступили к нам всего несколько дней назад. Все мы находились в плохой физической форме. Те немногие, на кого я мог полностью положиться, были двенадцать или пятнадцать солдат из нашего старого состава – выходцы из Силезии и несколько судетских немцев. Я держал их поблизости от себя, в двух укрытиях, что лежали справа и слева от моего КП.
Если бы в течение ближайших нескольких часов появились русские, мы не могли бы позволить, чтобы нас увидели при свете дня, а только наблюдали бы за ними из укрытий. Однако с наступлением темноты по всему участку были расставлены часовые, чтобы не допустить незаметного просачивания противника в глубину наших позиций и немедленно подать сигнал тревоги. Только после этого я ввожу в действие свою «пожарную бригаду». Эти люди находились в состоянии постоянной боевой готовности, но все они были освобождены от несения караульной службы. У солдат, которые разместились справа от меня, находился наш единственный пулемет.
День был морозным и ясным. Я приказал своим подчиненным оборудовать обвалованные позиции толщиной 80 сантиметров и высотой 1 метр между деревянной стеной и местом, где они отдыхали, и продлить стенку изнутри к выходу. Доски для этого мы взяли с задних стенок землянок. Мы старались поглубже зарыться в склон за этой позицией. Полученную в ходе земляных работ землю (к счастью, почва здесь была песчаная) мы использовали для того, чтобы заполнить ею стенку за досками. Первый слой земли был мерзлым, но затем копать стало легче. Таким образом, мы создали в траншее траверс, который должен был защитить нас от прямого пулеметного и ружейного огня. Небольшие бойницы позволяли солдатам вести огонь стоя. Нам следовало беречь наши боеприпасы, поэтому я приказал открывать огонь только в крайних случаях.
Марек восстановил связь со штабом гауптмана Краузе. Неметц и еще два солдата, которых я направил туда с содержимым сброшенного контейнера, вернулись вместе с ним. Ко мне на пост протянули линию связи с командиром нашего участка обороны.
Территория перед нами была под постоянным наблюдением. Две речушки, которые сливались прямо перед моим КП и которые, как и все вокруг, замерзли, лежали всего в пяти метрах под нами. Эффективный огонь с наших позиций мы могли вести на расстоянии 200 метров в направлении на запад к холму за балкой. На юго-запад, вдоль низины у Городища, я мог видеть примерно на 150 метров – дальше обзор закрывал крутой склон. На юг, в сторону Мокрой Мечетки, мой обзор ограничивался 200 метрами. День прошел, а противник не подавал признаков жизни.
26 января
Рано утром, пока было еще темно, мой шписс гауптфельдфебель Бигге прислал нам продовольствие. Мы получили по 100 граммов хлеба на каждого, но только на тех, кто официально входил в состав 1-й роты, численность которой составляла двадцать четыре человека. Каждому из них досталось по две баночки шока-колы.
На шесть человек приходился маленький кусочек шоколада круглой формы весом 25 граммов. Причитавшиеся каждому 5 граммов жиров ушли в общий котел полевой кухни, и на поверхности жидкого супа наконец появились пятнышки жира. Но это был все тот же водянистый суп с перемолотыми кусочками отварной конины.
Кто должен был позаботиться о снабжении оставшихся военнослужащих моей роты, тех, кто вошел в ее состав в течение последних нескольких дней, я не знал. Единственное, что я мог для них сделать, – это позвонить гауптману Краузе и попросить позаботиться о них. Я не имел ни малейшего представления о том, где находится Бигге и полевая кухня. Я не знал и местонахождение КП командира над подразделениями нашего участка. Мы полностью зависели в снабжении от наших товарищей, укрывшихся в норах где-то в развалинах города позади нас.
Первые русские появились ближе к полудню. Одетые в белый камуфляж, они открыто стояли на виду и внимательно оглядывались вокруг. Потом они спустились за противоположный склон. Группа состояла из двенадцати солдат. Мы все сохраняли спокойствие. Павеллек, Неметц и я стояли за траверсом траншеи и смотрели, как они приближались к нам. До противника все еще было около 150 метров.
– Жушко, вы возьмете на себя тех, что находится по фронту, Неметц, ваши – те, что справа, а я возьму тех, что слева. Целиться внимательно по центру фигуры. Счет должен быть открыт с первого выстрела. Потом цельте в тех, что стоят прямо позади предыдущей цели. Затем прекратить огонь и ожидать дальнейших указаний. Старайтесь максимально координировать огонь.
Наше оружие поддерживалось в хорошем состоянии.
– Готовы?
– Готовы!
– Огонь!
Три винтовочных выстрела разорвали тишину нашего укрытия. Трое солдат, вырвавшихся вперед остальных из приближавшейся к нам группы, получив попадания, уткнулись в снег. Остальные немедленно бросились на землю, но все они представляли собой хорошие мишени на склоне впереди нас. Мы быстро передернули затворы.
– Следующие! Готовы? Огонь!
Наши винтовки вновь коротко рявкнули, и снова все мы попали в цель.
Остатки вражеской группы максимально быстро бросились бежать обратно за холм. Итак, мы снова вступили в контакт с противником. Враг теперь знал, что «немцы», как они нас называли, держат оборону на этом участке. Впредь он будет более осторожен, потому что мы дали ему понять, что все еще находимся настороже. Я доложил об этом случае по телефону.
Важно было то, что мы дали лишь несколько одиночных выстрелов, тем самым не раскрыв противнику своих позиций. Я был уверен, что противник не заставит нас долго ждать с ответом. Через несколько секунд мы услышали первые взрывы мин и снарядов. В основном они падали либо на несколько сот метров позади нас, как это было с артиллерийскими снарядами, либо чуть ближе – в случае с минометными минами. Иваны пока не засекли наши позиции. Это было бы плохо для нас. Я внимательно смотрел в бинокль на местность, что лежала передо мной. Для глаз было очень утомительно постоянно искать в сверкающей белизне противника. Несколько раз я ошибочно решил, что сумел что-то обнаружить. Вскоре я перенес взгляд на наши позиции, чтобы рассмотреть, не изменилось ли там что-нибудь. А потом я заметил какое-то движение. Ту фигуру было трудно разглядеть на снегу, потому что она тоже была белого цвета. Это нечто продвигалось вперед по снегу среди убитых солдат рывками по нескольку сантиметров. Я опустил бинокль и попытался разглядеть это невооруженным взглядом. И вот я снова нашел его. Не отрывая взгляда от цели, я схватил карабин, принял упор, прицелился, отвел взгляд и снова посмотрел в прицел. Перед выстрелом мне пришлось рассчитывать точку прицеливания. Ведь я мог разглядеть на снегу лишь лицо вражеского солдата, которое выделялось на нем более темным пятном. Но теперь-то попасть в него было очень просто. Я снова изготовился к стрельбе, встав за траверсом, который подтвердил свою полезность, когда мы выцеливали здесь первых врагов. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я решился рискнуть и выстрелить. Потом я медленно потянул спуск, и моя пуля положила конец движению темного пятна впереди.
