Катерина непременно продолжила бы сравнение двух возможных линий развития судьбы, но тут открылась дверь кабинета. Вышла строгая женщина и вздернула по обыкновению свой остренький подбородок:
— Зайдите, пожалуйста!
Люся направилась к двери кабинета, старательно копируя походку Кати, прошагала мимо женщины, переступила через порог, услышала, как закрылась у нее за спиной дверь, а перед ней теперь был кабинет, оказавшийся не огромным, как ей почему-то до сих пор представлялось, а совсем небольшим и вполне уютным. Окна были закрыты тяжелыми шторами, царил полумрак, горели лишь настольная лампа да светильник в углу, а за массивным столом старинной работы восседал хозяин кабинета. Его облик совершенно не соответствовал обстановке кабинета: одет он был не в атласный халат, а в синюю рубашку в крупную клетку с распахнутым воротом, в каких, по Люсиным представления, гарцуют на мустангах ковбои где-нибудь в далекой Америке, и прическа у него была классически ковбойская — небрежная россыпь соломенных волос.
Он внимательно разглядывал приближающуюся Люсю. Ей показалось, что он видит ее насквозь. Взгляд человека, который никогда не ошибается, потому что не имеет права ошибаться. Тот, кто ошибается, не имеет права быть боссом. Слабые отсеялись. Естественный отбор.
— Здесь садитесь, пожалуйста, — голос женщины за спиной. Люся опустилась на стул и оказалась лицом к лицу с боссом, их разделял стол. Приятное, умное лицо. Взгляд изучающий и одновременно доброжелательный. И глаза у него голубые. Люся едва только увидела эту синеву во взгляде, сразу подумала, что Катька не ошиблась насчет постели. Катька в таких случаях не ошибается. У нее глаз — алмаз.
Хозяин кабинета не произнес ни слова и даже кивком не поприветствовал Люсю. Женщина вдруг возникла из-за Люсиного плеча и села в торце стола, так что оказалась между хозяином кабинета и Люсей, как рефери. Открыла папку, где у нее были заготовлены листочки, и сухо зачитала информацию:
— Тропарева Людмила Александровна, двадцать два года. Родилась в городе Москве. Пятый курс педагогического университета. Не замужем…
Люся почему-то подумала, что это очень важно, что она не замужем. И Катерина не замужем. И Светлана. И Инга, которая ушла, — тоже. В университете предварительное собеседование проходили и замужние, и не замужние. А по результатам того собеседования сюда, в офис фирмы, пригласили только потенциальных невест. Так что опять получалось, что Катька права.
Женщина дочитала недлинный текст, закрыла папку и положила ее перед хозяином кабинета, но он к бумагам даже не притронулся, а сидел неподвижно, по-прежнему глядя на Люсю. Спросил:
— Все правильно про вас написано?
— Да, — ответила Люся односложно.
— Вы сознательно выбрали профессию педагога?
— Да.
— Чем руководствовались?
— Нравится общение с детьми.
— За время учебы в университете не разочаровались в своем выборе?
— Нет.
— Значит, собираетесь стать учителем?
— Да.
Легко и просто было отвечать на задаваемые вопросы, потому что все было очень похоже на собеседование в университете. Вот эта самая женщина, которая сидит в торце стола, в тот раз примерно о том же самом и спрашивала. Вопрос — ответ, вопрос — ответ, все очень просто, твое дело — отвечать, а эти люди пусть сами решают, подходишь ты им или нет.
— Как родители отнеслись к вашему выбору?
— Одобрили.
— Кто ваши родители, кстати? Расскажите о вашей семье, пожалуйста.
Люся сжала кулачки так, что побелели костяшки пальцев. Секундная пауза.
— Мои родители — обычные люди, — сказала она. — Что тут рассказывать?
Она так и не поняла, заметил собеседник ее заминку или нет, потому что он не дал ей этого понять ни мимикой, ни жестом, а ровным голосом задал следующий вопрос:
— В аспирантуру идти не собираетесь?
— Нет.
— Значит, сразу — работать?
— Да.
— А кроме учебы — что еще занимает вас?
— Простите, я не поняла вопроса.
— У вас есть какие-то увлечения?
— Только то, что было в детстве. Фортепьяно, хоровой кружок и рисование.
— Вы посещаете хоровой кружок? — озадаченно посмотрел на Люсю собеседник.
— Конечно, нет. Это было в детстве, еще в школе.
— Понятно. А рисование?
— Иногда под настроение что-нибудь рисую.
— «Под настроение»?
— Да.
— Поясните, пожалуйста.
— Я рисую, когда мне этого хочется.
— И часто вам хочется?
— С каждым годом — все реже.
— Почему?
— Не знаю.
Люсин собеседник посмотрел на сидящую в торце стола женщину. Та сохраняла невозмутимое выражение лица, но Люсе показалось, что она все время как-то не так отвечает на вопросы хозяина кабинета, как-то по-другому надо, но она не могла объяснить себе, почему у нее появилось это чувство.
— Еще компьютер, — вдруг сказала она, лихорадочно соображая, что бы еще назвать такое, что могло бы зачесться в ее актив.
— Что, простите? — вопросительно посмотрел хозяин кабинета.
— Вы про увлечения спрашивали. Я компьютером пользуюсь.
— Похвально, — оценил собеседник, но как-то так он это сказал, что было видно: Люся стремительно теряет очки. Не приглянулась.
— А вы можете самой себе дать оценку? — сказал хозяин кабинета. — Попробуйте себя охарактеризовать.
Здесь был какой-то подвох. Люся знала о том, что существуют специальные методики проведения собеседований, где подробно расписано, какие вопросы следует задавать принимаемому на работу человеку и как ответы этого человека его характеризуют: глуп он или умен, честен или лукав, как переносит стрессовые ситуации. И этот вопрос был задан неспроста, но как следовало ответить, чтобы самой себе не навредить, Люся не знала. Хвалить себя нескромно, а критиковать — так это вовсе странно выглядит.
— Я попробую, — кивнула Люся, улыбкой маскируя свою растерянность. — Я общительная, легко схожусь с людьми, усидчивая, мне легко даются знания.
Но обязательно надо что-то сказать о недостатках. Чтобы безобидно, и в то же время самокритично.
— Правда, я не бойкая. Это мой недостаток, я думаю. Люблю быть одна.
— «Люблю быть одна», но «я общительная», — ровным голосом произнес хозяин кабинета, и кровь прихлынула к Люсиному лицу.
— Я, наверное, что-то не так сформулировала, — растерянно пролепетала она. — Не совсем точно…
— А вы можете назвать себя искренним человеком?
