— Здравствуйте, — сказал Пахарь, будто извиняясь за свое несвоевременное появление.
— Здравствуйте, — медленно произнес мужчина, глядя на Пахаря вопросительно.
На этот взгляд необходимо было ответить. Объяснить причину своего появления здесь. Пахарь до сих пор не пришел в себя, и придумать что-нибудь нейтрально-убедительное было ему не под силу, поэтому он сказал все как есть.
— К бабуле вашей приезжал, — доложил он. — К Кривуле.
И засмеялся нервно.
Мужчина оставил свои изыскания, снял перчатки, старясь не запачкать рук. Пошел, спотыкаясь в мусоре, к Пахарю, на ходу доставая из кармана сигареты и спички. Подошел к Пахарю, протянул руку для рукопожатия, представился внушительно:
— Викентий Николаевич!
— Станислав, — назвал себя Пахарь. — А сигаретку, извиняюсь, можно? — хотя не курил уже много лет.
Викентий Николаевич протянул ему пачку. Пахарь вытягивал сигарету дрожащей рукой.
— Это после Кривули вас так колотит, — сказал Викентий Николаевич.
— Да, неприятное было общение, — криво улыбнулся Пахарь.
— Страшная старуха, — сказал Викентий Николаевич. — Страшная и опасная, если разобраться.
* * *
Кривуля после стремительного бегства Пахаря так и осталась сидеть, сутулясь за столом. Только скрип кровати ее теперь отвлекал.
— Чего тресесси? — сказала она недовольно.
Богдан обхватил плечи ладонями, безуспешно пытаясь унять дрожь. Не получилось. Тогда он сполз с кровати на грязный пол из прогнивших досок.
— Я его убил, — сказал он, стуча зубами. — Газом отравился, говорят. А это я его убил. Я не хотел. Даже не думал, а оно само так вышло. Против воли.
— Говорил уже, — прошепелявила старуха. — Сколько будешь тут сидеть?
— Но ведь убил! — бормотал Богдан. — Все как вы сказали. Второго, сказали, я убью. Он и получился второй. В постели голые. Второй и есть. Газом отравились. Это вдова его отравила. Мстила за Павлика. А подсказал-то я. И получается, что я убил. Только я не хотел. Само получилось.
Старуха поднялась, пошаркала вон из комнаты, долго гремела железной посудой где-то в темноте, потом вернулась. Богдан видел, что она идет к нему, держа в руках что-то, и ему захотелось уползти и исчезнуть, но он спиной уперся в стену, и некуда было бежать. Она подошла вплотную, склонилась, кряхтя, сказала:
— На-ка, попей!
Она ткнула ему в зубы железную миску и он захлебнулся плескавшейся через край миски водой — с сильным запахом тухлятины.
— Пей! — настойчиво повторила старуха.
Он не посмел ослушаться и пил эту отвратительную воду, пока не зацепил зубами что-то скользко-мерзкое, в нос шибануло тухлятиной, он резко отстранился, ударился затылком в стену и закашлялся. Почти сразу его вырвало и — удивительное дело! — голова его будто просветлела, и он перестал дрожать. Остаточная судорога пробежала по телу, и он ощутил спасительное спокойствие в мышцах.
— Чего трясся? — спрашивала старуха, склонясь над ним и сверля всепроникающим взглядом своего единственного глаза.
— Он про Можаеву сказал, мужик этот, — доложил Богдан. — Я ее знаю.
— Так ить была она здесь, — сказала старуха. — Я сама ей дверь отворяла. Чернота у ней.
— Где?
— Вкруг нее, — ответила старуха непонятное.
— И что это значит?
— Помрет, — сказала коротко Кривуля.
Глава 30
— Сильно дом выгорел, — сказал Пахарь, делая быстрые нервные затяжки.
— Он у них деревянный был, — пояснил Викентий Николаевич. — Снаружи только кирпичом обложили. А так дерево все сухое, выстоявшееся. Как полыхнуло, так за полчаса все и сгорело.
— Надо же, — покачал головой Пахарь. — Снаружи прямо как дворец. А внутри обманка. Одно дешевое дерево и никакого кирпича.
— Сразу видно, что вы в панельной многоэтажке живете, — оценил Викентий Николаевич и посмотрел на собеседника вроде бы даже с сочувствием. — И никакого опыта настоящей загородной жизни у вас нет. Тут ведь не какой-то костромской лес, кое-как обработанный. Тут у них все из финской древесины, да еще с пропиткой. Дороже, чем иной кирпич, обходится.
— Что за пропитка? Противопожарная?
— И противопожарная тоже.
— А говорите — за полчаса сгорело.
— За полчаса, — подтвердил Викентий Николаевич. — Потому как — поджог!
— Кто поджигал?
— Попробуй угадай. Никто ведь не признается. Бабка эта могла бы, конечно, сказать.
— Кривуля?
— Кривуля, черт бы ее побрал. Запросто могла бы. Пошептала над водичкой, клок волос сожгла и ткнула бы пальцем в поджигателя. Ведьма!
— Вы в это верите?
— Во что?
— Во все эти ее странные способности.
— Так и вы ведь к ней наведываетесь, — рассудительно заметил Викентий Николаевич. — Значит, тоже в курсе. Как не верить, если оно есть? У меня, к примеру, головные боли были страшные. Таблетки пил, а помогало мало. Она подрыгала руками надо мной, свечками помахала — и куда те боли делись. Не по науке? Мракобесие? А мне плевать. Зато голова в порядке.
— А говорите — страшная старуха, — уловил несоответствие Пахарь. — Она людей лечит.
— И все равно такого быть не должно. Чтоб такая власть над людьми. Когда к людям по-доброму и лечение обеспечивает — это я понимаю и признаю. Но ведь и обратный результат возможен. Она все по-своему решает, кто хорош, а кто плох. И кто не приглянулся — человека может извести за неделю. Вот Тропаревы, — указал себе за спину на сгоревший дом Викентий Николаевич. — Откуда эти несчастья все на них свалились? Очень даже может быть, что Кривуля постаралась.
— Ну, это вряд ли, — поморщился Пахарь, которому сигаретный дым ел глаза. — Кривуля девочку Тропаревых к себе взяла, когда та одна осталась. Значит, с пониманием бабуля. С добрым сердцем.
— К Людмиле у нее особое отношение, — кивнул Викентий Николаевич. — С подходом и участием. Может, в наследницы себе ее готовит.
— В смысле?
— В смысле — колдовать.
— Да не может быть! — засмеялся недоверчиво Пахарь. — Я Люду знаю. Современная такая девушка.
— Душу испоганить кому хочешь можно, — хмуро сообщил Викентий Николаевич. — Я же говорю, если с подходом и участием — тут любой тебе навстречу раскроется. И ты бери его такого голыми руками и кушай без майонеза. Она со сдвигом ведь стала, Людмила. После того, как старуха взяла ее в оборот. Мне Зинаида много чего рассказывала. Это домработница ихняя…
— У Тропаревых была домработница?
— А чего же при таких деньгах им самим посуду мыть? Интеллигентная женщина, раньше на почте местной работала. Тропаревы ее наняли, чтобы дом в порядке был. А потом выставили. Сказали, что отпуск ей устроили. А потом пропали. И дом сгорел. Так что отпуск получился на славу.
