— Там у тебя бинт? — догадалась она. — Я сделала тебе больно? Покажи!
Она потянула его за рукав, Микси выпустил из руки бумажный лист, и он спланировал на пол, но Люду уже не интересовал ее портрет.
— Покажи! — шептала она.
Расстегивая пуговицы рубашки одну за другой, непроизвольно коснулась ладонью груди Микси, и он вдруг быстрым движением опрокинул ее на шкуру, расстеленную на полу. Он действовал как зверек, в котором очередность поступков заложена от рождения, и все произошло так быстро, что Люда не успела даже удивиться.
* * *
В реанимационном отделении районной больницы медицинская сестра заглянула в кабинет дежурного врача.
— Кажется, все! — сказала она с деловитым спокойствием человека, который видит смерть близко как минимум пару раз в неделю.
Дежурный врач отставил стакан с недопитым чаем и направился в палату. Старуха, забинтованная с головы до ног, не подавала признаков жизни.
— Ну что ж, — сказал врач. — Такие ожоги! Восемьдесят процентов поражения. И это в ее возрасте.
Наверное, хотел сказать, что удивлен тем, сколько старуха протянула.
Он склонился над старухой, как вдруг та будто всхлипнула. Врач вздрогнул и посмотрел на медсестру. Ему не почудилось. Та тоже слышала.
— Последний вздох, — пробормотал врач. — Отлетела ведьмовская душа. Я помню в детстве слышал, как моя бабка говорила: когда умирает ведьма, ее душа сразу же переселяется в кого-то другого.
— В родственника? — приняла шутку медсестра.
— Нет. В кого-то, кто еще, быть может, даже не родился.
* * *
Люда негромко вскрикнула, и Микси замер. Люда открыла глаза.
— А если у нас родится ребенок? — спросила она.
Микси все еще сжимал ее в своих объятиях. Люда нежно погладила его обнаженные ягодицы.
— Я хочу дочку, — прошептала она. — Мне почему-то всегда больше девочки нравились.
Она очень устала и была абсолютно счастлива.
— А ты будешь моим мужем. Мне с тобой хорошо.
Микси смотрел молча, не понимая ничего из того, что она говорила.
— Да-да! — улыбалась ему Люда. — Так и будет!
Она повернула голову и увидела совсем рядом бумажный лист. Портрет, нарисованный Микси.
— Я так хочу! — шептала Люда. — Я не могу себе объяснить, почему я хочу, чтобы было так…
Протянула руку и взяла бумажный лист. Но это был не ее портрет. Там было старческое сморщенное лицо Кривули.
— Я не могу себе объяснить, — шептала Люда. — Есть вещи, которые объяснить невозможно.
