Данте не поднимается к Вечному Раю до полудня. Как отмечает Альберт Великий, день с астрономической точки зрения начинается в полдень. Гарднер заметил: «Для мистиков луна многое значила, поскольку представляла небесное желание или божественное озарение, иногда — вечность» (Данте и Мистики).
Аквинский же говорит: «… Надлежит повести речь о совершенстве Самого Бога…Исследуются три [проблемы]: 1) совершенен ли Бог; 2) является ли Бог всецело совершенным, обладая в Себе совершенствами всех [вещей]; 3) можно ли называть творения подобными Богу» (Святой Фома Аквинский. Сумма теологии. Часть первая. М., 2006. С. 44, вопрос 4 «О совершенстве Бога»).
«1. Совершенным называется то, что как бы полностью произведено. Но Богу не подобает быть произведенным. Следовательно, и быть совершенным.
2. Кроме того, Бог есть первое начало вещей. Но начала вещей, как представляется, несовершенны: в самом деле, началом животного или растения является семя. Следовательно, Бог несовершенен.
3. Кроме того, выше показано, что сущность Бога есть самое бытие. Но само бытие, как представляется, наиболее несовершенно, поскольку наиболее обще и принимает все [последующие] добавления. Следовательно, Бог несовершенен» (Там же).
Похожие аналогии находим в трех разновидностях знания, представленных в «Божественной комедии». Данте направляется через Ад и Чистилище, ведомый естественным светом разума Вергилия. Так через столетия он приходит к познанию Господа. [На самом деле Вергилий сопровождает, но не ведет Данте через Чистилище] божественная истина нисходит на него в Земном Раю с помощью откровения Беатриче и устанавливается далее в аллегорических сценах. Затем в Раю его сознание возвышается по стадиям, в которых обнаруживается совершенная интуиция вещей.
Бонавентура пишет о душе, восходящей к Господу: «Таков трехдневный путь в пустыню» (чтобы мы могли пожертвовать Господу нашему Богу — Hex., III, 18). Перед нами также трехдневное просветление одного дня, где первое — вечер, второе — утро, третье — луна. Трехмерное существование вещей, разум, вещество, интеллект. Ведь говорится: «И сказал Бог: да будет так, и стало так» (Быт., 1). Таким образом, представляется трехмерная сущность во Христе, которая и есть наша лестница к разуму, телу, духовному и божественному.
Если Ад — перевернутый образ Неба, следует ожидать отрицательной триады, противоположной трем положительным качествам Божества. Противоположности Силы, Мудрости и Любви определяются Аквинским как Бессилие, Невежество и Злоба («Сумма теологии»). Ниже всего в пропасти Ада, противопоставленный высшей небесной точке, располагается образ антитроицы, трехликий: красный, черный и «бледный» (между желтым и белым).
В православии интерпретация значения этих ликов однозначна: красный представляет злобу, самое худшее, находится в центре, черный — невежество, белый — бессилие. Не ведающий света Христа Ад освещается красным огнем злобы.
Средневековая иконография не внесла ничего особенного в символизм цветов. Как отмечает Гилельм Дуранд (1230–1296; канонист и литургист, епископ) в книге «Зерцало судейское», «черные, красные и белые [средневековые белые одеяния всегда блеклые] одеяния развешивались над алтарями на Пасху, указывая, соответственно, на время до Закона, при Законе и во время Милости».
Встречается и другое традиционное значение этих цветов. С точки зрения традиции Христос вышел на поле и нашел трех червей, черного, белого и красного, и убил их (пересказано Томом Эденфордским из Хазельбаха, 1387–1464, приведено в «Истории магии» Торндайком).
Если три предателя, свешивающиеся изо рта, подходят к этой схеме, нам следует признать, что Данте имел в виду Иуду, наказанного более строго, и тем самым подчеркнуть злой умысел. Затем Брут, с точки зрения восхищения Данте Катоном, который предпочел «умереть, а не смотреть в лицо тирану», «возможно, считается греховным благодаря своему неведению» (Монархия, II, 5). Его направляет к предательству Кассий, сам бессильный без помощи Брута, позже убившего себя, услышав ложное сообщение о смерти Брута. В этой связи отметим описание, несколько расходящееся с общепринятым: «Кассий, телом коренастей», хотя и содержащее сарказм (А., XXXIV, 67).
Изучение «Ада» достаточное предупреждение тем, кто ищет практический порядок в «моральной системе» «темницы». Несмотря на это, Данте все же пришел к выводу, что злобу и бессилие, возможно, следует вполне справедливо воспринимать, во-первых, как причину первую — грехов, наказуемых в Дисе, во-вторых, причину несдержанности, карающуюся в пятом круге, где мораль искупает грех ереси между ними. Как он указывает, вовсе не по причине греха, равно как и существует наказание в Лимбе, где находятся все, кто в неодолимом невежестве:
Le tre sante
Virtu non si vestiro, e sanza vizio
conobber l’ altre e sequir tutte quante
[35].
He облекся в три
Святые добродетели и строго
Блюл остальные, их нося внутри.
Почти такими же основательными, как и сама Троица в Средние века, считались три добродетели, с помощью которых достигалось спасение, Вера, Надежда и Любовь. Добродетель Любви настолько повсеместно ассоциировалась со Святым Духом, что эти два достоинства Третьей личности были неизменны. Поскольку все вещи предопределены в размерах и числе, Вера и Надежда обязательно определяются соответствующим образом, соотносясь с Отцом и Сыном. Так что три высочайшие добродетели могут принять архетипическую форму Одного, Двух и Трех. Отождествление представлено у Данте в окончательном видении трех кругов:
Ne la profonda е chiara sussistenza
de l’ alto lume parvermi tre giri
di tre colori e d’ una contenenza
[36].
Я увидал, объят Высоким Светом
И в ясную глубинность погружен,
Три равноемких круга, разных цветом.
Один другим, казалось, отражен.
Цвета не приводятся, но задумываешься о том, разве они не такие же, какими были в Средние века, белыми, зелеными и красными добродетелями, как и представлены в процессиях Церкви.
Если три личности представляются цветами трех добродетелей, то три добродетели восходят к образу Троицы. Незадолго до окончательного видения Данте Теологические Добродетели представили Петр (Вера), Иаков (Надежда) и Иоанн (Любовь) (Р., XXV).
После исследования Данте Веры и Надежды все трое соединяются в круговом танце, предчувствуя последний образ Троицы: «Примкнул к двоим, которых, с нами рядом, // Любви горящей мчал круговорот» (Р., XXV, 108). Песня, сопровождающая их танец, представляет собой «del suon del trino spiro» — «смешенье трех дыханий нежный звук» (Р., XXV, 132).
«Дыхание», как он отмечает, троично, но не тройственно, таково сравнение дыхания и благодати, излюбленное выражение Данте в связи с обозначением Троицы.
