Был в глубине души нежный, чуткий человек, но прикрывал себя нарочитой «фламандской» грубостью, что-то вроде защитной окраски. Из этой внутренней чуткости и нежности вытекала его лирика в поэзии, любящая мир и людей (Е).
В глубине души был очень сентиментальный и нежный человек (Ж).
Проявлял к сыну большую нежность. В глубине души был очень сентиментальный человек, несмотря на внешне грубые манеры, которые нарочно напускал на себя (А).
Нарочитая грубость и цинизм были как бы защитной скорлупой, скрывавшей внутреннюю жизнь (Ж).
В любовных делах романтики не любил из-за того, что ему было стыдно показать себя на людях сентиментальным. Боялся насмешек. Любил бравировать своими похождениями и делал это в грубой форме (А).
Это столь тщательно оберегаемое от идущих извне влияний ядро его личности оказывается, на основании приведенных высказываний, чрезвычайно нежным и чувствительным. Интимнейшая связь этих лирических переживаний с творчеством очевидна сама по себе, если принять во внимание ту чрезвычайно яркую струю лиризма, которая пронизывает собой все его творчество. В нашем распоряжении имеется один чрезвычайно характерный пример, наглядно демонстрирующий собой, каким образом имела место эта сублимация его интимнейших переживаний лирического порядка в акт художественного творчества.
В юности (гимназистом) был увлечен одной девушкой, которая впоследствии попала в публичный дом и стала проституткой. В домашней обстановке рассказывал об этом позднее в обычном своем тоне, с подшучиванием, как какой-то анекдот, описывал детали публичного дома и т. д. И в то же время в одном из своих последних стихотворений описал этот случай в глубоко лирических тонах.
[542]
При наличии определенной и резкой грани между глубинной и поверхностной сторонами личности необходимо констатировать отсутствие выраженных конфликтов внутри первой.
Создается общее впечатление, что раздвоенности, внутренней склонности к внутренним конфликтам, восприятию действительности в трагическом плане не было. Был по природе человек цельный. Склонности к мучительному самокопанию, самоанализу не было.
В отношении сексуального влечения отметим следующее. По данным И., половая потенция была выражена в средней степени. Большинство дающих сведения также считают его в сексуальном отношении человеком средней темпераментности.
А. характеризует его в отношении полового влечения следующим образом:
Был темпераментным в меру. Выраженного интереса к женщинам не было. Был в этом отношении человеком без инициативы, сам первый связи любовные не завязывал. В отношении темпераментности был средним, во всяком случае не был сильно темпераментным. Половую способность сохранил до последнего времени. Половых извращений не было. Впервые сексуальное влечение появилось в 19 лет. В течение 2–3 лет вел очень распущенный в половом отношении образ жизни.
Отсутствие способности входить в глубокий интимный контакт с окружающими отчетливо сказывалось и в отношении к женщинам. Подчеркивая эту общую особенность его характера, Б. объясняет ею его неспособность «ухаживать» за женщинами. Несколько преувеличивая, Б. склонен даже сводить его отношения с женщинами к чисто физической стороне. Этому, однако, противоречит следующее высказывание И.:
Наряду с чисто физиологическими связями было несколько романов. Несколько раз романтически и страстно влюблялся. Состояние влюбленности могло длиться по нескольку месяцев. Писал страстные стихи, посвященные предмету своего обожания. Некоторые из этих увлечений заканчивались половой близостью. Начал, по выражению дающего сведения, «волочиться за бабами» лет с шестнадцати.
Важно, однако, отметить, что, как и во всех других проявлениях эмоционально-аффективной сферы, состояние его любовных увлечений не достигало большой степени и не затрагивало глубоко ядра его личности. Элемент воображения и в них играл, по-видимому, доминирующую роль, как это можно заключить из беседы с З.
Когда Э.Б. рассказывал З. о своем чувстве к одной девушке, то передавал его в очень нежных выражениях. Это, однако, могло свидетельствовать не столько о силе чувства, сколько о той внутренней лирической переработке, которой это чувство подвергалось.
Наряду с отсутствием синтонности резко бросалось в глаза в его отношениях с женщинами стремление прикрыть свои лирические переживания броней нарочитого цинизма и грубости, которые часто принимали крайние размеры. Не вдаваясь в подробности, укажем здесь лишь на то, что в том распущенном образе жизни, который он вел одно время в юности, главную роль играло не наличие сильно выраженного сексуального влечения, но стремление «бравировать» своим цинизмом перед товарищами. Тщательно скрывая свои переживания, он, по словам В., «отличался тем, что в своих разговорах, товарищеских беседах никогда не затрагивал темы о женщинах, было к ним презрительное отношение, подтрунивал над товарищами, которые увлекались кем-либо из девушек. Рисовал по этому поводу очень злые карикатуры, не всегда приличные».
Остановимся теперь на некоторых чертах характера, имеющих большое отношение к эмоционально-аффективной сфере, которые не были нами разобраны выше. Большой интерес представляет вопрос о том, был ли он смелым или трусливым человеком. Мы встречаемся при решении этого вопроса с большими затруднениями, поскольку имеем в этом отношении диаметрально противоположные высказывания со стороны различных лиц, очень близко его знавших и много с ним общавшихся. Прежде чем самим высказаться по этому поводу, приведем некоторые из них.
А. характеризует его так: «Отважным, смелым не был, но не было также и боязливости, был спокойный и хладнокровный человек».
В качестве примера хладнокровия А. приводит следующие случаи:
В Одессе, в первые дни после смены власти и захвата города деникинцами, был остановлен патрулем, причем, по словам Багрицкого, у него были при себе советские документы. Он не растерялся и сказал по-французски: «Я не понимаю по-русски». Патруль его пропустил, приняв за иностранца. Другой раз в Кунцеве, когда загорелся керосин внутри бутылки, то не растерялся и быстро заткнул бутылку пальцем. Вообще во время опасности не терялся, был очень находчив, никаких признаков паники не высказывал и очень не любил этого в других.
Это лицо далее приводит данные, которые заставляют предполагать о наличии известной смелости: сам ходил занимать полицейские участки во время февральской революции 1917 г. Никогда не боялся в бурю выехать в лодке или на яхте в море, несмотря на то что сам править парусом совсем не умел.
Страха перед смертью не было.
Наряду с этим мы имеем высказывания совершенно другого рода. Так, например, И. прямо и совершенно не колеблясь называет его трусом. "Как-то (это было примерно в 1918 г.) поехали в небольшой яхте в открытое море. Когда начался шквал, Багрицкий безумно испугался, лег плашмя на палубу, невозможно было его вытащить".
