Очень сильно было выражено стремление углубленно, по-исследовательски подходить к вопросам.
В Шуше, например, крестьянин 2 часа рассказывал ему, как он поссорился со своими за то, что те не напоили
[152] его на свадьбе. Ильич расспрашивал необычайно серьезно,
[153] стараясь познакомиться с бытом и жизнью.
Всегда органическая какая-то связь с жизнью. Активно сознавал близость к обществу и природе.
Колоссальная сосредоточенность.
Самокритичен – очень строго относился к себе. Но копанье и мучительный самоанализ в душе – ненавидел.
Когда очень волновался, брал словарь (напр<имер>, Макарова
[154]) и мог часами его читать. Наше знакомство состоялось в связи с немецким языком. Я подрабатывала переводами. Была у Ильича во время болезни его и [дважды? Даже????] переспросила его по поводу перевода двух мест в тексте.
В редкие минуты пел [нрзб. ] – выучил домработницу [нрзб.].
Был боевой человек.
В Женеву приехал – грустил первое время – «как в могилу ложиться приехал» [нрзб. ] разозлился.
Адоратскому
[155] до деталей рассказывал, как будет выглядеть революция.
[156]
Иногда напишешь по его поручению – в Америку, например, а он в тот же день спрашивает: написала ли… а что они ответили?
Властный человек и волевой.
Если слушал музыку, то на следующий день чувствовал себя плохо. Обычно уходил после I действия.
Видела раз, как они чуть не подрались с Богдановым,
[157] схватились за палки и озверело смотрят друг на друга (в особенности Ильич).
Вообще был горячка.
Азарт на охоте – ползанье за утками на четвереньках. Зряшнего риска – ради риска – нет. В воду бросался первый. Ни пугливости, ни боязливости.
Смел и отважен.
Часть III
Материалы из архива Г.И. Полякова
Владимир Маяковский
Предварительные заметки
Решение собирать характерологические материалы о Маяковском было принято почти сразу после смерти поэта. Уже 21 апреля 1930 года Институт мозга обратился «ко всем близким и знакомым поэта с просьбой предоставить в его распоряжение все сведения, характеризующие В. Маяковского, а также соответствующие материалы: фото в различные периоды жизни, автографы, рисунки Маяковского, личные письма, записки и другие документы».
[158]
Судя по упоминанию в очерке фотографий, хранящихся в архиве Института, и по анализу писем Маяковского к родным, это обращение возымело действие. Однако основная часть исследования пришлась, по-видимому, на более поздний срок. Ранняя из сохранившихся «бесед» датирована 1933 годом. Отчет о работе Института мозга за 1934 год указывал, что «характерологический анализ В.В. Маяковского» в 1934 году должен быть закончен.
[159] В июле 1935-го, отчитываясь перед квалификационной комиссией, Г.И. Поляков указывает «Характерологический очерк В. Маяковского» в списке своих научных трудов, оговорив, что материал хоть и подготовлен к печати, но находится еще в рукописи.
[160] Возможно, данные, занесенные в отчеты, несколько приукрашивали действительность. Доработка очерка продолжалась и в дальнейшем: последние из имеющихся в «деле» «бесед» проводились в ноябре 1936 года.
К сбору материала для характерологического очерка о Маяковском «приложил руку» не один Г.И. Поляков. Работали как минимум трое. В отчете Института мозга за 1934 год в качестве авторов «Характерологического анализа В.В. Маяковского» названы двое – Григорий Израилевич Поляков и Владимир Мартынович Василенко.
[161] Имя третьего соавтора, Н.Г. Егорова, фигурирует на листе с записью «беседы» с А.Г. Бромбергом. Это, по-видимому, означает, что именно он проводил данную «беседу» (кстати, запись этой «беседы» резко отличается по стилистике от других «бесед», имеющихся в «деле»). Н.Г. Егоров (род. 1884) в документах Института мозга за 1933–1934 годы фигурирует как научный сотрудник Пантеона, а В.М. Василенко (род. 1892) – как его заведующий. В соответствующих анкетных рубриках отмечено, что они не медики, не психологи, а литераторы с большим стажем. В качестве их второго места работы указана газета «Известия».
[162]
Имеющиеся в нашем распоряжении материалы не позволяют точно установить долю участия каждого в работе по сбору и осмыслению информации, а также в работе по литературному оформлению текста. По-видимому, исследование являлось групповым, но Поляков играл лидирующую, руководящую роль. По крайней мере под "Характерологическим очерком II" стоит фамилия Полякова.
Всего в «деле» шесть «бесед». Дважды (в 1933 году и в 1936-м) был интервьюирован Осип Максимович Брик (1888–1945),
[163] близкий кругу футуристов литератор и теоретик культуры, взявший на себя роль издателя ранних произведений Маяковского, и один раз (тоже в 1936-м) – Лиля Юрьевна Брик (урожд. Каган Лия Урьевна; 1891–1978), возлюбленная поэта и его «муза». Маяковский познакомился с семьей Бриков в июле 1915 года. Тогда же зародилось и чувство к Л.Ю. Брик. С тех пор «жизнь Маяковского и Бриков начала сливаться и в литературе, и в быту».
[164] На протяжении пятнадцати лет, вплоть до самоубийства в 1930 году, Маяковский и Брики были, по сути, одной семьей. Очевидно, что из окружения Маяковского Брики были самыми сведущими, самыми знающими его людьми. Не исключено, что «бесед» с Бриками было гораздо больше, но сохранилось лишь три.
