Василий Ключевский заметил:
Когда царь Михаил, сев на разоренное царство, через посредство Земского собора обратился к земле за помощью, он встретил в избравших его земских представителях преданных и покорных подданных, но не нашел в них ни пригодных сотрудников, ни состоятельных плательщиков. Тогда пробудилась мысль о необходимости и средствах подготовки тех и других, о том, как добываются и дельцы и деньги там, где того и другого много; тогда московские купцы заговорили перед правительством о пользе иноземцев, которые могут доставить «кормление», заработок бедным русским людям, научив их своим мастерствам и промыслам.
Жить дальше в изоляции не получалось, да и жить многим русским, как замечают некоторые историки, хотелось теперь иначе, чем прежде. Выходя из Смутного времени, русские мечтали не только о порядке и стабильности, по которым истосковались, но и вообще о новой жизни. Для любого трезвомыслящего человека, за время Смуты хорошо присмотревшегося к иноземцам, было очевидным, что на тот момент они не только знали и умели больше русских, не только были богаче их материально, но и жили по сравнению с домостроевскими порядками русских гораздо свободнее.
В те времена русские переживали типичный посттравматический синдром: это была нескончаемая череда внутренних противоречий и сомнений. На естественные вопросы, кто виноват и что делать, в обществе звучали два разных ответа. Греческое и западное влияния вновь сошлись в жесткой схватке за душу и разум русского человека.
Одни объясняли все беды Смутного времени тем, что русские пренебрегли заветами отцов и дедов, а потому предлагали идти назад, к истокам православия, к аскетизму и самоотречению. Другие убеждали в необходимости учиться у тех, кто знает больше, и, набирая постепенно силу и опыт, догонять ушедших вперед. Только это, с их точки зрения, гарантировало стране в будущем процветание и безопасность.
Ключевский замечает:
…Греческое влияние было церковное, западное – государственное. Греческое влияние захватывало все общество, не захватывая всего человека; западное захватывало всего человека, не захватывая всего общества.
От этого дикого раздвоения и впрямь можно было сойти с ума.
Как результат Смутного времени – русское общество раскололось на две части: одни с надеждой стали смотреть на Восток и в прошлое, другие – на Запад и в будущее.
Зарождение этого раскола самым первым, кажется, подметил дьяк Иван Тимофеев, историк, написавший во времена царствования Михаила Романова некий «Временник». Именно он чутко уловил, что русские после Смуты перестали верить друг другу, отвернулись друг от друга: «овии [одни] к востоку зрят, овии же [другие же] к западу».
Как считает Василий Ключевский, только с этого момента и следует говорить всерьез о начале западного влияния на Россию:
Обращаясь к началу западного влияния в России, необходимо наперед точнее определить самое понятие влияния. И прежде, в XV–XVI веках, Россия была знакома с Западной Европой, вела с ней кое-какие дела, дипломатические и торговые, заимствовала плоды ее просвещения, призывала ее художников, мастеров, врачей, военных людей. Это было общение, а не влияние. Влияние наступает, когда общество, его воспринимающее, начинает сознавать превосходство среды и культуры влияющей и необходимость у нее учиться, нравственно ей подчиняться, заимствуя у нее не одни только житейские удобства, но и самые основы житейского порядка, взгляды, понятия, обычаи, общественные отношения. Такие признаки появляются у нас в отношениях к Западной Европе только с XVII века.
Полностью и во всем соглашаться даже с таким авторитетом, как Ключевский, тем не менее не обязательно. Во-первых, влияние людей и стран друг на друга, как известно, далеко не всегда продиктовано чьим-то осознанным или неосознанным комплексом неполноценности, – влиянию подвержены все, даже самые сильные и вполне благополучные. Можно поспорить и о сроках. Выше уже шла речь о существенном и принципиальном влиянии западных идей на Русь, например рационализма, пришедшего с ересью сначала в Новгород, а потом и в Москву. Конечно же это было не простое «общение».
Но в главном Ключевский прав: именно после Смуты, наглядно показавшей слабости бывшего прежде общественного и духовного устройства общества, многие русские теряют прежнее национальное самодовольство, начинают критически смотреть на себя, свою страну, историю, общественное устройство, отвергают старинные московские претензии быть пупом земли.
Необходимая и спасительная самокритика при этом зачастую переходила в крайность. Это резкое движение маятника, качнувшегося в результате потрясения, вызванного Смутой, от излишней самоуверенности к откровенному унынию и неверию в собственные силы, конечно, также способствовало тому, что в поисках новых истин взгляд многих русских с надеждой обратился на Запад.
Далеко не всегда этот взгляд можно назвать объективным и взвешенным: в сознании многих на смену одним мифам и иллюзиям пришли другие, но уже западного толка.
Требовалось время, чтобы маятник остановился и крайности в людском сознании были преодолены.
Импортное лекарство для больной России
Иностранный капитал, торговые люди и разнообразные заграничные специалисты потоком потекли в Россию сразу же, как только там наметились первые признаки стабилизации.
Другие и не покидали страны. Иностранцы, пережидая Смутное время на севере, в Архангельске, без дела не сидели – подрабатывали контрабандой. Ловкие голландцы в эпоху всеобщего хаоса вывозили через северные ворота «многие тысячи мехов в бочках под именем сала или рыбьего жира».
Точно так же вели себя и англичане, вовсю пользуясь в те времена отсутствием государственного надзора. Операции английских компаний, действовавших на Беломорском побережье и реке Печоре в 1611–1612 годах, давали им 90 процентов дивиденда. Впрочем, все эти контрабандные прибыли не могли, конечно, идти в сравнение с теми доходами, что западные коммерсанты получали от нормальной торговли на всей территории страны.
Новый русский царь еще не успел добраться до столицы из Костромы, где укрывался во время польской интервенции, как его настигли на пути голландские коммерсанты с поздравлениями и просьбами о жалованных грамотах и пропуске в Москву. Голландцы получили от Михаила все что хотели и без промедления начали налаживать в России свою торговлю. Причем в еще больших масштабах, чем до Смуты.
Голландские источники утверждают, что торговля с Московией в те времена была «столь же прибыльна, как и плавание в Испанию». Под Испанией здесь подразумевается испанская Америка.
Не менее активно начали снова действовать в России и англичане. Здесь блестяще проявил себя в качестве посла уже известный нам Джон Меррик. Он был одним из первых иностранцев, кто мог по праву сказать, что знает и понимает русских. Последовательно защищая английские интересы в России, Меррик одновременно стал одним из тех, кто внес немалый вклад в приобщение русских к западной цивилизации.
