Говорят, что после первого раздела Екатерина по этому поводу очень сокрушалась и даже плакала, но затем успокоилась и не слишком настаивала на возвращении России этих территорий ни при втором, ни при третьем разделе.
Раздел «польского пирога» следует по справедливости считать внешнеполитическим успехом Фридриха II. Он воплотил в жизнь идею своих предков, добившись превращения разрозненных немецких земель в великую державу, раскинувшуюся от Эльбы до Немана. Франция, не участвовавшая в разделе, предостерегала русских дипломатов, что Россия еще пожалеет об усилении пруссаков. Не без тревоги думали об этом и в Петербурге, но желание самым простым, как казалось тогда, способом решить старую польскую проблему возобладало.
Доля России при дележе оказалась не самой крупной: по населению она занимала среднее место, а по доходности – последнее. К тому же доставшийся русским кусок пирога оказался крепко переперченным. В течение 70 лет, прошедших после третьего раздела, России пришлось трижды (1812, 1830–1831 и 1863 гг.) подавлять восстания своих новых подданных.
Гордые поляки никак не хотели смириться с распространенным тогда в Европе мнением, что их государство нежизнеспособно.
Единственным европейским политиком, проявившим полное равнодушие к разделу Польши, оказался ее король – Станислав Понятовский.
Иезуиты в России. Неудачное сватовство: много расчета, мало любви
В результате раздела Польши Россия получила немалое число подданных-католиков. Среди действовавших на территории Белоруссии монашеских орденов находились и иезуиты. Власть, как светская, так и церковная, должна была срочно определить свое отношение к самому известному католическому ордену.
Иезуитов в России не жаловали издавна, а само слово «иезуит» в русском языке имеет ярко выраженный негативный оттенок: так обычно называют человека не просто хитроумного, но коварного и циничного. Обстоятельно объяснить, с чем это связано, современный русский обыватель, пожалуй, не сможет. Как правило, он не слышал об испанце Игнатии Лойоле, о борьбе иезуитов с Реформацией, о стремительном взлете, падении и новом возвышении ордена.
Современный Российский энциклопедический словарь любознательному человеку поможет немного. Он лишь скупо информирует, что орден иезуитов основан в 1534 году, а в 1719 году по указу Петра I из России изгнан. Затем словарь, благополучно перепрыгнув через столетие, сразу же сообщает, что в 1801 году «официально признано их [иезуитов] существование, однако в 1820-м Александр I запретил их деятельность».
Понять из этой информации, почему Петр иезуитов «изгнал», кто их позже в России «признал», а затем отчего Александр I снова «запретил» орден, совершенно невозможно.
Впрочем, о том, чем руководствовался в своем решении Петр, речь в книге уже шла. Ему не понравилась дружба иезуитов с Василием Голицыным, фаворитом Софьи. Логика царя в данном случае была предельно простой: друг моего врага – мой враг. Поэтому он и пошел навстречу просьбе патриарха Иоакима «избавить Русскую землю от иезуитов».
Решение государя не имело ничего общего с религией, если не считать того, что иезуиты показались реформатору столь же бесполезными, как и любые другие монахи. Если бы орден иезуитов на тот момент обладал эксклюзивным правом на производство, скажем, двигателя внутреннего сгорания, то можно не сомневаться, что сметливый Петр занял бы совершенно иную позицию.
Дореволюционный российский словарь в отличие от современного, наоборот, многоречив и эмоционален. Он буквально кипит нескрываемым и ничем не сдерживаемым гневом:
Признавая власть папы непосредственным установлением Бога, а власть государей – проистекающею из воли народа и потому подлежащею контролю народа, а в последней инстанции – контролю папы, иезуиты развили целую теорию революций, неповиновения законам, сопротивления государям и даже «тираноубийства»… Теорию эту они не только проповедовали, но и применяли на практике. Нравственные теории иезуитов оправдывают обман, ложь, клятвопреступление, уничтожают всякое благородное побуждение к нравственному возрождению и усовершенствованию, разнуздывают самые грубые инстинкты, установляют компромисс между Божьей правдой и человеческой неправдой.
Приведенный выше текст – довольно типичный для того времени образчик монархического консервативно-православного менталитета – поясняет, почему слово «иезуит» получило в русском языке столь негативный оттенок.
Замечу, что сами иезуиты «революционерами» себя никогда не ощущали. Жозеф де Местр, посланник Сардинского королевства в Санкт-Петербурге, не без обиды сетуя Александру I на то, что власть начала притеснять орден, в 1815 году писал:
Иезуиты – это сторожевые псы верховной власти. Вы не хотите дать им воли грызть воров, тем хуже для Вас; по крайней мере, не мешайте им лаять на них и будить Вас. Мы поставлены как громадные альпийские сосны, сдерживающие снежные лавины; если вздумают нас вырвать с корнем, в одно мгновенье все мелколесье будет снесено.
Екатерина, в статье об иезуитах почему-то не упомянутая нынешним Российским энциклопедическим словарем, приняла решение «признать существование иезуитов» в самый тяжелый для них момент, когда они стали изгоями во всем мире. Официально об уничтожении ордена было объявлено папой Климентом XIV в его булле «Dominus ac Redemptor noster» в 1773 году.
Причин для гонений против иезуитов тогда называлось множество, чуть ли не каждый европейский монарх имел свой счет к ордену. В Португалии орден обвинили даже в покушении на короля, хотя на самом деле речь шла о борьбе за власть в далеком Парагвае, где иезуиты на протяжении многих десятилетий были полными хозяевами.
Иногда обвинения звучали просто парадоксально. Испанский король Карл III поставил иезуитам в вину то, что они благодаря своему влиянию сумели остановить уличные беспорядки в Мадриде. Логика была примерно такой: раз легко остановили, значит, сами и организовали. На самом деле главной причиной королевского гнева стала резкая критика со стороны ордена ряда шагов монарха и появление антиправительственных памфлетов, вышедших, как полагали при испанском дворе, из-под пера иезуитов.
Почти все европейские короли, французский в особенности, считали, что иезуиты настраивают Ватикан против них. В дело оказалась замешана даже фаворитка Людовика XV знаменитая мадам Помпадур: ей не пришелся по вкусу духовник короля – иезуит. И так далее в том же роде.
Принимать все эти разнообразные претензии монархов к иезуитам за чистую монету не стоит. На самом деле правильнее будет говорить, наверное, о конфликте королевской Европы (прежде всего Бурбонов) не с иезуитами, а с самим Ватиканом. Пришло время, и окрепший европейский абсолютизм решил указать католической церкви на ту нишу, где она должна, с его точки зрения, находиться.
Иезуитский орден, как передовой отряд Ватикана, накопивший к моменту конфликта огромные богатства и добившийся путем кропотливой и изворотливой работы мощного политического влияния, естественно, стал главной мишенью. Присвоить материальные ценности ордена и лишить его влияния – вот за что боролась королевская Европа. Делить власть с Ватиканом в своих собственных владениях монархам надоело. И уж тем более надоели им вездесущие иезуиты.
