Книга Россия и Запад на качелях истории. От Павла I до Александра II, страница 40. Автор книги Петр Романов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Россия и Запад на качелях истории. От Павла I до Александра II»

Cтраница 40

Один из лидеров Северного общества поэт Кондратий Рылеев открыто называл полковника «хитрым честолюбцем». За этими словами легко прочитывается как человеческая, так и политическая несовместимость лидеров декабристов. На идеи, изложенные в «Русской правде», Рылеев отвечал «южанину» Пестелю:

…удобнейшим для России кажется областное правление Северо-Американской республики при императоре, которого власть не должна много превосходить власти президента Штатов.

Неприемлемый для большинства декабристов характер полковника и его чрезмерный политический радикализм привели к тому, что к моменту восстания «директор» Южного общества был отстранен от руководства, а во главе организации встал Сергей Муравьев-Апостол, во многом антипод Пестеля.

Если, наконец, иметь в виду проработку конкретных экономических вопросов, своего рода «технологий» для решения важнейших российских проблем, то этот процесс был декабристами едва начат и находился на периферии интересов тайных обществ, считавших подобные темы второстепенными.

Ключевский, особо обращая на это внимание, справедливо замечает:

Как сотрудники Александра, так и люди 14 декабря, односторонне увлеченные идеей личной и общественной свободы, совсем не понимали экономических отношений, которые служат почвой для политического порядка. Эта односторонность тех и других… особенно резко выразилась в вопросе о крепостном праве; как правительство Александра, так и декабристы были в большой уверенности, что стоит дать крестьянам личную свободу, чтобы обеспечить их благоденствие; о материальном их положении, об отношении их к земле, об обеспечении их труда они и не думали…

В этом смысле русские масоны еще екатерининской эпохи заглядывали в будущее дальше декабристов. Масоны, правда, не нашли ответов на вопросы, но они хотя бы лучше декабристов видели проблему, понимали, что сама по себе свобода не накормит бывшего крепостного.

Итак, ни в нравственной области, ни в плане политической или экономической теории декабристы не совершили серьезного прорыва вперед. Зато они стали первыми практиками. Пусть еще и не профессиональными революционерами (те появятся несколько позже), а «любителями», но все-таки уже людьми революционного дела.

Переиначивая Радищева, можно сказать, что горько сокрушались об увиденном «окрест себя» на Руси уже многие, но именно декабристы первыми преодолели сомнения. Именно им впервые в русской истории пришлось решать тяжкий вопрос о соотношении цели и средств в революционной борьбе за общественное благо.

Сравнивая характер поколения декабристов с характером образованных людей екатерининской эпохи, Ключевский замечает: «Отцы были вольнодумцами, дети были свободомыслящие дельцы». И тут же выдвигает любопытную версию, утверждая, что отечественные революционные «дельцы» сформировались главным образом благодаря иностранному гувернеру.

Для большей части нынешних российских граждан, воспитанных на тяжеловесной советской историографии и привыкших к тому, что история меняет свой курс лишь в ходе ожесточенной классовой борьбы, «легкомысленная» версия о том, что иностранный гувернер мог стать главным фактором политической нестабильности в России, представляется, конечно, странной. Тем не менее, на мой взгляд, умозаключения Ключевского убедительны и уж в любом случае интересны.

Следует, правда, сразу же оговориться. Русский делец-декабрист, хотя и создан при непосредственном участии иностранцев, оказался явлением исключительно национальным. Уже в который раз мы встречаемся с этим феноменом – неизбежной мутацией, которой подвергается (на беду или на благо) практически любая заграничная идея на русской почве, обладающей своим особым и очень сильным «биополем».

К тому же на этот раз свою роль сыграла не только национальная почва, где вырос русский делец, но и то, что появился он на свет божий не сразу, а был вылеплен несколькими поколениями иностранных учителей, исповедовавших порой диаметрально противоположные взгляды.

Первые иностранные гувернеры, появившиеся в российских дворянских семьях в середине XVIII века, были не многим образованнее своих русских учеников. Бывшие слуги, отставные солдаты и парикмахеры, оказавшиеся дома не у дел и подавшиеся за границу на заработки в качестве гувернеров, могли лишь кое-как обучать языку, да и только.

Но уже скоро им на смену приезжает совершенно другой тип учителя – гувернер-вольнодумец. Конечно, не каждому из молодых русских дворян, как Александру I, достался свой Лагарп, если иметь в виду уровень образования воспитателя, но почти каждому достался свой будущий якобинец.

Следующая волна гувернеров – французские эмигранты, бежавшие от революции, которые, как пишет Ключевский:

…с ужасом увидели успех религиозного и политического рационализма в русском образованном обществе. Тогда начинается смена воспитателей русской дворянской молодежи. На место гувернера-вольнодумца становится аббат-консерватор и католик… Католическое, именно иезуитское, влияние и становится теперь на смену вольтерьянства.

О значительной, хотя и кратковременной роли иезуитского образования в русской истории уже говорилось, поэтому сразу же привожу вывод историка, обнаружившего среди осужденных по делу 14 декабря немалое число лиц, обучавшихся у иезуитов, в частности выпускников элитарного пансиона аббата Николя в Петербурге:

Кажется, католическое иезуитское влияние, встретившись в этих молодых [людях] с вольтерьянскими преданиями отцов, смягчило в них и католическую нетерпимость, и холодный философский рационализм; благодаря этому влиянию сделалось возможным слияние обоих влияний, а из этого слияния вышло теплое патриотическое чувство, т. е. нечто такое, чего не ожидали воспитатели.

Подполковник Сергей Муравьев-Апостол, сменивший Пестеля во главе Южного общества, до 13 лет не знал русского языка, поскольку обучался в Париже в пансионе Гикса, а уже через два года воевал с французами. Это о таких, как он, известный русский писатель Сергей Аксаков в одном из своих юношеских стихотворений написал: «Клянем французов мы французскими словами», а тот же Ключевский сказал: «Отцы были русскими, которым страстно хотелось стать французами; сыновья были по воспитанию французы, которым страстно хотелось стать русскими».

В 17 лет выпускник французского пансиона Гикса Сергей Муравьев-Апостол стал уже штабс-капитаном, имел три боевых ордена и золотую шпагу за храбрость, проявленную в войне против Наполеона.

Из 121 декабриста, обвиненного властью, бóльшая часть училась у иностранцев. Если не за границей, то в пансионах, если не в пансионах, то дома у гувернера. Князь Сергей Трубецкой, видный член тайного общества, учился дома у иностранцев. Также дома у иностранных гувернеров-французов учился князь-декабрист Евгений Оболенский, поменявший за время обучения 18 иностранных учителей. Подобных примеров, как подмечает Ключевский, множество.

Еще одним важным фактором, повлиявшим на мировоззрение и психологию декабристов, стали, конечно, походы русской армии в Европу. Как и Муравьев-Апостол, большинство заговорщиков оказались людьми военными и принимали самое активное участие в боевых действиях. Вдобавок к воспитанию, полученному от иностранцев, это были люди, которым довелось не просто увидеть Европу своими глазами и сравнить увиденное с российской действительностью, но и прямо влиять на европейские события.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация