Большинство декабристов уже испытали себя в реальном «деле». Роль освободителей и вершителей судеб европейских народов была им знакома. Кому, как не им, казалось, принадлежит право решить теперь и судьбу России.
В 1815 году Жозеф де Местр, посланник Сардинского королевства, уверял Александра I в том, что «иезуиты – это сторожевые псы верховной власти» и что они «поставлены, как громадные альпийские сосны, сдерживающие снежные лавины». Ровно через десять лет, в 1825 году, оказалось, что иезуиты, ничуть не стремясь к этому, сумели из благополучных русских аристократов вылепить целую плеяду революционеров, то есть сами во многом спровоцировали снежную лавину, едва не погубившую верховную власть.
Материалы следствия. О том, как рыцарь Вашингтон на Киевской дороге мешок секретных инструкций потерял
О событиях 14 декабря в России писали много. На этой бесконечной книжной полке можно найти все что угодно – от скучнейших научных трактатов, напичканных изречениями основоположников марксизма-ленинизма, до лирических стихов. Заговор декабристов – это тот редкий в русской истории эпизод, когда архивных материалов, а тем более мемуаров, где изложены самые разнообразные версии событий, хватает на любой вкус.
Наиболее достоверным и объективным источником информации о декабристах до сих пор остаются протоколы заседаний следственной комиссии, созданной властью сразу же после восстания. Царские «следователи», точно такие же аристократы, как и арестанты, сталинские органы госбезопасности напоминали мало, а потому охотой на ведьм не занимались. Доказанным считалось только то, что удавалось подтвердить либо документально, либо опираясь на ряд убедительных свидетельств. Все остальное после изучения отметалось и в обвинительное заключение не входило.
Если декабристы были не профессионалами, а своего рода «любителями» в революционном деле, то следователей комиссии можно считать «любителями» в деле полицейском. Главными действующими лицами в комиссии поначалу являлись великий князь Михаил Павлович (младший брат императора), военный министр Татищев, действительный тайный советник князь Голицын, генерал-адъютанты Голенищев-Кутузов, Бенкендорф и Левашов. Это обстоятельство в немалой степени способствовало объективности расследования: нередко князь-следователь и князь-арестант хорошо знали друг друга, бывали ранее на одних и тех же светских раутах, заседали в одних и тех же масонских ложах.
За редким исключением князь-арестант мог позволить себе лишь о чем-то умолчать, но не считал возможным лгать. В свою очередь, князь-следователь не мог позволить себе подтасовать факты. Понятие о приличиях оставалось в силе, несмотря на то что теперь участники событий волею судеб оказались по разную сторону баррикад.
Комиссию интересовало все: история возникновения тайных обществ, их планы, персоналии и, конечно же, роль иностранного фактора. Все материалы комиссии попадали в руки императора, который и решал судьбу подследственного: отпустить, организовать очную ставку, посадить на хлеб и воду или, наоборот, разрешить арестанту пить за обедом вино. Кстати, в ходе следствия наказывали (ужесточением содержания) отнюдь не за политические взгляды, а за оскорбительную, с точки зрения комиссии, дерзость, проявленную на допросе, или редкие случаи откровенной лжи.
Думается, что, читая материалы следствия, Николай Павлович не раз мысленно корил за «политическую близорукость» своего старшего брата, на глазах у которого в течение десяти лет вызревал заговор. Вот, например, красноречивый фрагмент из протокола очной ставки капитана Синявина и корнета Ронова:
Ронов в 1823 году донес правительству, что Синявин сделал ему предложение вступить в тайное общество, занимающееся составлением конституции для России, но не был в состоянии сие доказать, ибо Синявин отперся, он (Ронов) был отставлен от службы как ложный доносчик, выслан из столицы и отдан под надзор полиции. Ронов свое показание подтвердил, Синявин отперся, утверждая, что он с Роновым говорил только вообще о тайных обществах, существующих в Италии, Германии и прочих странах Европы.
Изучая этот протокол, Николай I наверняка немало удивлялся работе либеральной российской полиции в годы правления Александра Павловича. Как видно из документа, власть сочла необходимым наказать доносчика и установить за ним надзор, но полностью проигнорировала при этом деятельность заговорщика. Как показали дальнейшие события, выводы новый государь сделал самые серьезные. Именно при Николае в России возникло полицейское государство, где доносить стало уже не опасно, а выгодно.
Из материалов следствия хорошо видно, как тайные общества постепенно развивались, наращивая силу и радикализм. Одно из самых первых тайных обществ, возникшее в 1816 году в среде гвардейских офицеров и носившее название «Союз спасения», тайным в полном смысле этого слова назвать было трудно. Первоначальный статут общества сильно напоминал масонские уставы, но по тем временам это был грех небольшой. К тому же общество поначалу являлось вполне благонамеренным, поскольку ставило перед собой лишь задачу «содействовать в благих начинаниях правительству в искоренении всякого зла в управлении и в обществе».
Через два года, опираясь уже не столько на масонский опыт, сколько на пример немецкого патриотического общества «Тугендбунд» («Tugendbund»), сыгравшего немалую роль в борьбе против французов, декабристы реформировали организацию, дали ей новое имя: «Союз благоденствия» – и уточнили свои цели. В частности, уже конкретно был поставлен вопрос о необходимости проведения в России конституционной реформы. Вместе с тем вера в либеральные устремления Александра I еще отчасти теплилась, поэтому слова о содействии благим начинаниям власти в документах общества сохранились. Лишь в 1821 году, раздираемый противоречиями и спорами, «Союз благоденствия» распался на две уже вполне революционные организации – умеренный Северный и гораздо более радикальный Южный союзы.
Весной 1826 года в беседе с пьемонтским посланником в Петербурге господином де Салемом император Николай I, говоря о декабристах, утверждал, что они исповедуют те же принципы, что и карбонарии. И в определенной степени был прав. В длинном списке западных авторитетов, что оказывали влияние на политические взгляды декабристов, первыми стоят энциклопедисты, но и карбонарии занимают не последнее место. Во всяком случае, в материалах следственной комиссии карбонарии в том или ином контексте упоминаются не раз.
Иностранный след в деле декабристов члены комиссии изучали очень тщательно и доказательств западного влияния на заговорщиков нашли предостаточно. Иногда это влияние приобретало и карикатурные формы. Об этом свидетельствует хотя бы следующий фрагмент протокола:
Слушали: дополнительные ответы Бестужева-Рюмина, в коих объясняет, что он действительно говорил членам Славянского общества, будто бы князь Трубецкой показывал составленную им конституцию иностранным публицистам, которые оную совершенно одобрили, но что сие он сделал единственно для того, чтобы ее не осуждали и чтобы внушить более доверенности; сам же знает, что Трубецким сие никогда сделано не было.
