Он услышал шаги у своей кровати.
— Просыпайся, — сказала мать. — Пора в школу.
Он открыл глаза и снова начал дышать. Она стояла перед его кроватью, глядя на него усталым взглядом, полным отвращения. Он от всей души ответил ей таким же взглядом. Ее глаза заплыли, стали видны седые корни крашеных рыжих волос, а кожа у нее была как у горького пьяницы: дряблая, пятнистая и старая. Даже рот казался глубоко запавшим. Но через полчаса она будет выглядеть так, как привыкли ее видеть в клинике: стремительной и безжалостной к любой слабости или невнимательности.
Только его она не могла обмануть. Он хорошо знал, какой она была на самом деле. Он медленно стянул с себя одеяло, зная, что она ненавидит, когда он появляется перед ней голым, затем медленно встал и пошел прямо на нее, а ростом он был уже почти как она. Устланный темно-коричневым ковром деревянный пол скрипел под его ногами. Мать опустила голову, словно побежденная, и уступила ему дорогу, отойдя к спинке кровати. Очевидно, причиной этого был его рост. Скоро он будет смотреть на нее сверху вниз, и что может случиться, если она и дальше будет так обращаться с ним, нельзя было даже представить.
Он прошел мимо нее в ванную. Его тело еще горело от холодного купания прошлой ночью. У него возникла эрекция. Он закрыл за собой дверь на защелку и стал покорно тереть член, обреченно, словно осужденный к казни, ожидая болезненного семяизвержения, которое не принесет ему облегчения.
30
Четверг, 17.07, 16 часов 53 минуты
— Господин Герулайтис?
— Да?
— Это криминалгаупткомиссар Зайлер. Вы меня помните?
— Да, конечно. Но я уже не помню всего, о чем мы говорили. Поэтому я и не звонил.
— Ничего. Сейчас это уже неважно. У вас найдется время зайти к нам в отдел? Прямо сегодня?
— А зачем?
— Я потом вам расскажу. В семь у меня в кабинете?
— Э-э…
— В полвосьмого?
— Нет. В семь годится. Буду.
31
Пятница, 18.07, 4 часа 10 минут
Она называла это камуфляжем. Здесь как в армии: решающим фактором успеха в их работе были подходящий вид и одежда. Маскировкой Яноша стала прическа, состоящая из множества мелких косичек, которые он связывал в одну, похожую на куст косу. Его наряд, соответственно, был пестрым и потрепанным. Поэтому его и назвали Бобби М. М. — как Марли. Густые черные волосы Давида были острижены коротко, до миллиметра, он носил широкие модные фирменные джинсы и футболки, на которых красовались надписи «Boss», «Armani» или «Dolce&Gabbana», а также кожаную куртку, уже вид которой говорил о ее высокой цене. Его звали Чико. Все работающие под прикрытием полицейские из их подразделения, насчитывавшего шесть человек, имели клички. Карате-Кид, Ковбой, Гринго, Тигр. Только сотрудники, работавшие в паре, называли друг друга настоящими именами. Семь ночей подряд они были обществом заговорщиков, а затем в связи с ночной службой по установленным правилам получали целую неделю отгулов, на протяжении которой чувствовали беспокойство, нервничали и не знали, куда себя деть.
Это было их постоянной проблемой.
С длинными ночами на улице, в орущих забегаловках и прокуренных клубах, где музыка была такой громкой, что просто сносила уши с головы, их обычная повседневная жизнь — подруги, семья, неоплаченный дом на пустынной мирной окраине города — просто не могла конкурировать. Их настоящая жизнь проходила в совсем ином, сияющем огнями мире, где они чувствовали себя как дома, хотя в действительности они не имели права принадлежать ему. Их жены снова и снова вываливали им на голову эту правду, но они, их мужья, скорее отказались бы от семьи, чем поставили бы перед собой вопрос: что они, собственно говоря, делают и почему они себя при этом так прекрасно чувствуют?
В принципе, все должно утрястись само собой, это было лишь вопросом времени. Веский аргумент, к которому нечего прибавить. Эту работу действительно нельзя было делать вечно. Когда-нибудь, может, уже через пару лет, они станут слишком старыми для клубов, где тусуется молодежь, будут бросаться в глаза, станет заметно, что они — не свои. А потом…
Они очень редко всерьез задумывались о «потом»: о работе за письменным столом, маячившей впереди, если не сумеешь вовремя куда-нибудь перейти — возможно, встрянешь в очередную авантюру с очень неопределенным исходом. Но сейчас — это сейчас.
А сейчас было четыре часа утра, как раз перед рассветом. Вчерашняя послеобеденная гроза прошла, и воздух стал намного прохладнее, чем предыдущими ночами. Янош и Давид сидели в машине перед одним из клубов в северной части города. Они медленно ехали вдоль рядов припаркованных автомобилей и тренированным взглядом проверяли номера машин — двадцать-тридцать комбинаций букв и цифр номеров «засветившихся» в полиции наркодилеров и их клиентов постоянно хранились у них в голове. Это входило в их работу. Два номера из сотни увиденных они в конце концов узнали. Машины с этими номерами стояли к тому же рядом, что нельзя было расценить, как случайное совпадение. Янош поставил их БМВ метрах в десяти, в таком месте, откуда они через лобовое стекло могли держать в поле зрения обе подозрительные машины.
Затем они стали ждать, сидя в машине. Больше чем полчаса это не протянется, так как клуб закрывался обычно в полпятого. Давид зажег сигарету и выпустил дым через приоткрытое боковое окно. Его грипп прошел, осталось лишь легкое недомогание. Янош потянулся к пачке сигарет, которую Давид положил под стекло. Он мог не спрашивать разрешения взять сигарету. Они делились всем. Давид посмотрел сбоку на Яноша. Ему хотелось рассказать напарнику о разговоре с главным комиссаром Зайлер, состоявшемся вчера вечером и не выходившем у него из головы.
Пока он не слишком стар для такой службы, это был уникальный шанс, чтобы перейти на работу в комиссию по расследованию убийств. Правда, следующая неделя пригодилась бы ему для отдыха, но сейчас уже было поздно это обсуждать.
— Я хотела бы, чтобы вы поработали в качестве нашего тайного агента, герр Герулайтис. Как пациент Плессена.
— Этого психа-чудака?
— Да. Мы не думаем, что Плессен — преступник, но он как-то связан с преступлениями.
— Что я должен там делать?
— Участвовать в семинаре как обычный пациент… вернее, клиент. Плессен называет их клиентами. И вообще, осмотреться в его доме. Понаблюдать за остальными клиентами. Запомнить их истории.
— Вы думаете, что один из клиентов…
— Может быть. Но до сих пор это только теория. Так или иначе, я хочу знать, что происходит во время этих семинаров. Один бывший клиент покончил жизнь самоубийством, другой сейчас находится в психиатрической клинике. Что-то там не совсем чисто.
— О’кей.
— Что?
