Залившие палубу кровавые лужи еще лаково блестели. Один из потеков доставал почти до того места, где пряталась Лера. Странно, подумала она, ведь палуба скошена в другую сторону? Должно быть, яхту качнуло на волне… Впрочем, какая разница! Ни ручки, говорите, ни карандаша? Сглотнув слезы, Лера обмакнула палец в ближайшую лужу… Для коротенькой подписи понадобилось трижды окунать палец в кровь. Вот. Вот так.
Между дельфиньими телами и гидроциклами возвышалась крышка люка. Наверняка грузового — не в пассажирские же каюты спускаются через такую дыру. В каюты ведет удобная лесенка — вон как блестят ее поручни через распахнутую дверь центральной надстройки. А этот люк наверняка грузовой. Крышка оказалась тяжелой, но Лера справилась. В темном жерле не видно было ничего похожего на лестницу. Как же они сами-то сюда спускаются? Впрочем, это не имеет значения.
Улечься на край люка животом, свесить внутрь ноги — и все это, придерживая над головой тяжелую крышку, нельзя же оставить люк открытым! — медленно сползать, потом прыгнуть, вряд ли там высоко…
Крышка, которую, прыгая, пришлось отпустить, лязгнула. Только бы никто не услышал!
Вместо ожидаемой кромешной тьмы внизу царил густой, но все же не непроглядный полумрак. Должно быть, где-то имелись иллюминаторы. Впрочем, это тоже не имело значения.
Теперь оставалось одно — сидеть тише мыши, авось никто в трюм спускаться не станет. А там видно будет.
Грузовой отсек оказался просторнее, чем она предполагала. В глубине, за штабелями затянутых в полиэтилен бутылок с минералкой, ящиков, картонных коробок и бог знает чего еще, отыскался маленький закуток. В нем даже не получилось бы вытянуться, зато был шанс, что сюда никто не заглянет.
Трюм, ящики, плеск волн в близкий борт — все это напоминало любимого в детстве майнридовского «Морского волчонка». Забившись в самый дальний угол, Лера прикрыла глаза и начала вспоминать, как читала его впервые: нагретые солнцем камни, длинные зеленые волны, играющие на воде блики, сверкающая дорожка, ведущая прямо к солнцу… Даже крики чаек казались не угрожающими, а веселыми…
Господи! Да что угодно, только бы не думать об оставшемся позади ужасе: криках гибнущих дельфинов, окровавленных на палубе телах. Самопожертвование Альфреда… Господи, зачем, почему весь этот кошмар? Разве люди могут — вот так?! Разве это — люди? Нет, нельзя сейчас вспоминать, нельзя попусту тратить силы, они нужны для выживания, вообще не надо думать о том, что было… Действительно, лучше вспоминать «Морского волчонка». Сейчас Лера уже не помнила, почему десятилетний мальчишка надумал спрятаться в трюме отходящего в плавание судна: мечтал ли он о дальних странствиях или просто убегал от злого отчима? Это было, в сущности, не важно. А важно было то, что он так «удачно» забился в дальний угол, что при погрузке оказался заперт многочисленными тюками, ящиками и бочками. Один, в темноте, без еды и питья… Шхуна шла своим рейсом долго, несколько месяцев. Так мальчик и умер бы там — но воля к жизни победила. Обследовав окружающие его грузы, он обнаружил в одном из бочонков воду, а в одном из ящиков — галеты. Потом, кажется, на галеты набросились голодные крысы… В общем, мальчонка выжил, и его жизнестойкость произвела такое сильное впечатление на моряков — а главное, на владельца судна, — что его даже не наказали за испорченные в процессе освобождения грузы.
Если смог мальчишка — пусть даже придуманный Майн Ридом, — значит, сможет и она. Вряд ли «Медуза» отправилась в многомесячное плавание. Скорее всего, через день-два, максимум через неделю она придет в какой-нибудь порт. И у Леры появится возможность сбежать!
Если, конечно, ее раньше не обнаружат. Ясно, что цацкаться с ней не станут, отправят за борт, на корм рыбам, и вся недолга. Но разве так уж определенно, что ее непременно найдут? Это — вопрос удачи. Шанс, во всяком случае, есть…
— Самого крупного оставляй. Да петлю убери, придурок! И отодвинь вот это все! — рявкнул сверху голос, одновременно ледяной и скрипучий. — Кадр портит, неужели не ясно? Давай, на фоне заката — это круче, чем любой красный фильтр, тут все по-настоящему, и кровь, и смерть! — говоривший хихикнул. — Слышь, Шнырь, держи аппарат, уронишь — руки отрежу и самого тебя сожрать заставлю… без соли… — Его пронзительное хихиканье отдавалось в Лериных ушах, так что казалось: в нее втыкаются ледяные иглы: тонкие, болезненные и смертоносные. — Давай! Ну-ка? Ладно… Годится… Виски мне принеси.
— Какой?
— Еще не выучил? У тебя вообще мозги есть? А! Толку с тебя… Сам схожу, еще уронишь чего-нибудь, а там каждая бутылка в десять твоих зарплат… Да смотри, когда убираться начнешь, палубу мне не попорть. Тряпку чтоб мягкую взял, ясно?
Обладатель ледяного голоса протопал куда-то вниз. Лера съежилась было, но тут же сообразила, что хозяин «Медузы» — а судя по командам, это был именно он — отправился уж точно не в трюм. За бутылкой, он сказал? Значит, либо на камбуз, либо в кают-компанию.
Через несколько минут те же шаги протопали обратно. Хозяин вернулся на палубу.
И заорал:
— Ты чего сделал, урод? Ты зачем его за борт выкинул?
— А чего? — забормотал второй, вероятно, матрос, а может, просто прислужник этого… хозяина. — Убраться же надо, вы ж сами велели… Чего его — есть, что ли?
— Есть! Прикажу — сырьем жрать станешь! Ты знаешь, сколько череп дельфина стоит? Да еще и не купишь… Сам не допер, что ли? Думаешь, мы его только ради фоточек на борт поднимали? Да плевать на фоточки! Бошку ему надо было отрубить! Потом выварить, очистить — шикарный сувенир будет. С такими-то челюстями!
— Так чего, Владислав Ильич, вылавливать что ли? — залебезил прислужник. Называть его матросом, пусть даже мысленно, Лере не хотелось. Прислужник. Прихвостень.
— Не, ты глянь на этих придурков! — захохотал тот, кого назвали Владиславом Ильичом. — Да не туда гляди, вон, возле борта. Они трупешник из воды выталкивают. Вроде спасают. И еще говорят, что дельфины типа умные. Умные, блин! Как вутки! Только вотрубей не едят! — Он опять захохотал.
— Так чего? Этого вылавливать или другого стрельнете? — Голос «придурка» сочился подобострастием.
— Этого вылавливай. Надоело мне с ними возиться. Пусть плавают, я сегодня добрый.
Шаги протопали где-то над головой.
— Сволочи! Мерзавцы! Подонки! — Лера кусала костяшки пальцев, чтобы не зареветь в голос. Чтоб не услышали и не нашли. Впрочем, ей было уже все равно. «И пусть найдут, пусть, — зло всхлипывала девушка, стискивая кулаки так, что на ладонях оставались глубокие следы от ногтей. — Пусть только посмеют подойти — зубами в глотку вцеплюсь… не промахнусь, анатомию в свое время на «отлично» сдала…»
Плакала она долго. В борт ритмично плескалась вода, где-то гудел мотор.
Наверное, Лера заснула. Потому что оказалась вдруг в огромном бассейне. За его прозрачными стенами тоже плескалась вода. Лера почему-то знала, что там — открытое море. А бассейн — посередине гигантского стеклянного корабля. Да, стеклянного. Возвышающаяся над бассейном надстройка сверкала так, что смотреть было больно. А в бассейне рядом с Лерой плавали дельфины. Нет, не совсем дельфины. Вот этот, толстый, с коричневой спиной и пронзительными ледяными глазами — это же хозяин «Медузы»! А рядом с ним — Шнырь!
