Бюргер побагровел.
— Я не парле дойче, — повторил управляющий.
Он вообще-то весьма неплохо говорил по-немецки — Лера, хоть не унаследовала маминых способностей к языкам, все же могла это оценить, — почти идеально по-английски, недурственно изъяснялся по-испански и французски и довольно смешно, однако понятно, по-русски. Как прочитала она — гораздо, гораздо позже — у Асприна, «чтобы языковой барьер помешал торговле? Да никогда!»
— Кто это? — шепотом спросила она у разрумянившейся от неожиданной стычки мамы.
— А! — Та небрежно махнула рукой. — Никто! Теоретически немец, но не обращай на это внимания, такие везде есть. Такие… — мама поморщилась, — убеждены, что они хозяева жизни. Хозяева, ха! Хозяйчики! Шестерки на побегушках возле золотого тельца. Да и золото там… так, самоварное.
Про «самоварное» золото Лера знала от бабушки: так называлась до блеска начищенная медяшка.
Про золотого тельца прочитала в энциклопедии, а потом — в Библии.
Про шестерок объяснил Санька из соседнего подъезда.
Ни разу в жизни больше Лера не боялась «хозяйчиков». Если во сне этот… рыжий ее не пугал, то сейчас тем более. Ей даже не приходилось пользоваться старым способом: если хочешь перестать кого-то бояться, вообрази его голым. Или даже, дабы не нарушать норм приличия, в папуасской юбочке из пальмовых листьев. И с перьями в волосах! Хозяин же «Медузы» не нуждался ни в пальмовых листьях, ни в перьях — он был смешон сам по себе.
Но и опасен, безусловно.
— Штырь! Готовь пушку, быстро! — завопил он невзрачному своему помощнику.
Надо же, и тут — Штырь. Как странно, подумала Лера…
— Может, погодить, пока эти не уберутся?
— Чего годить, чего годить? — Рыжий бугай замахал на помощника обеими руками, даже ногами затопал. Нет, в самом деле, чистый клоун. — Ты учить меня вздумал, что ли? Я тебе за что деньги плачу? Чего годить-то? Чего они нам сделают?
— Да не они… Дельфинов-то все равно ж нет пока…
И тут меж бортов «Зюйда» и «Медузы» выметнулись сразу три темно-серых «ракеты». Невероятная красота, подумала Лера, прикусывая губу: если эти уроды успеют пустить хотя бы один гарпун…
Алекс словно подслушивал ее мысли:
— Макс, ну чего, врубать тревожники?
— Погоди…
Гарпунная пушка, обнажившаяся на палубе «Медузы», выглядела… ну как пушка она и выглядела, показалось Лере. Такая… из фильма про Средневековье, что ли.
— Макс? — Алекс дернул его за футболку.
Макс мотнул головой, сжимая губы. Казалось, он чего-то ожидал…
— Не двигаться! Заглушить моторы! — прогремел над бухтой усиленный мегафоном голос.
Как же вовремя!
Из-за соседнего мыса явились сразу два катера: один серый, почти невидимый на фоне сумрачного моря, второй светлый, с ярко-синей полосой вдоль борта. Серый — наверное, пограничный, рассеянно подумала Лера. А тот, что с полосой… интересно… природоохрана какая-нибудь или кто еще? Неужели ее звонок помог? Вот счастье!
«Медуза», взревев мотором, рванула к выходу из бухты.
— Заглушить, я сказала! — Лере не было видно, кто командует в мегафон, но голос был явно женский, даже, пожалуй, девичий. — Что непонятно?
Неприметный серый катер, легко обогнав браконьерскую яхту, обогнул ее, внезапно потерявшую ход, изобразил перед ее носом издевательскую, как решила Лера, восьмерку…
«Медуза» вдруг, потеряв ход, заплясала на волнах.
— Не, ты понял? — Алекс мотал головой так, что дреды мотались вокруг, как крылья взбесившейся ветряной мельницы. — Они РЭБ врубили! Не, ты понял? Они им всю электронику выключили! Смехота!
— Вовремя они, — заметил Макс. — Хорошо, что мы сами к тем ребятам не полезли. У них, похоже, совсем крышу сорвало. Но интересно, откуда узнали…
— Может быть, из ваших петиций? — спросила Лера, улыбнувшись.
Макс стоял молча, внимательно глядя, как с невзрачного серого катера на борт сверкающей хромом «Медузы» скользят темные фигуры: одна, две, три… Лера сбилась со счета, когда с другого борта к «Медузе» подошел катер с синей полосой. С него к браконьерам перешли всего трое, но…
— Ты снимал?
Макс кивнул:
— И Эл тоже.
— Ну тогда чего, домой? — предложил Алекс. — Тут вроде все, не? А то я со смены, спать хочу умираю…
Домой.
Домой?
Домой!
У борта что-то плеснуло. Дельфин! Лере показалось, что возле его глаза виднеется маленький шрамик…
Эпилог
— Наш самолет совершил посадку в аэропорту Пулково города Санкт-Петербурга. — Губы стюардессы изогнулись профессионально отстраненной улыбкой, но голос звучал почти по-домашнему мягко. — У нас тепло, почти жарко, плюс двадцать четыре, и ясно. К вечеру возможен дождь, если кто-то забыл дома зонтик, киоски аэровокзала будут рады помочь вам исправить это упущение. Также рада вам напомнить, что фестиваль «Белые ночи» еще не завершил свою работу, вас ждет большая, интересная и очень красивая программа. Добро пожаловать в Питер!
«Двадцать четыре — это у вас почти жарко», — мысленно усмехнулась Лера, вытаскивая из сумки припасенную на всякий случай ветровку. Зонт она тоже не забыла, но стюардесса не обманула: снаружи, вопреки всем питерским традициям, сияло солнце. Макса Лера увидела сразу — его фигура, шагавшая через серую бескрайность летного поля, казалась под солнцем сияющей, практически нереальной.
Нет. Она зажмурилась — сзади подталкивали торопящиеся выйти пассажиры, сбоку улыбалась стюардесса, что рекламировала зонтики в киосках аэропорта. А может, и другая.
Нет. Какой еще Максим на летном поле? Кто бы его туда пустил? Ау, девочка. Нет, включи мозг!
Конечно, там был не Максим — всего лишь кто-то из служащих аэропорта. Ну да, фигура похожая, и что? Техник какой-нибудь. С чего она взяла, что там — Максим? С того, усмехнулась она сама себе, что желание его опять увидеть стало почти нестерпимым.
Он стоял в зоне прилета — да, теперь уж точно он — и улыбался. Все солнце, разумеется, осталось снаружи, но Лере опять показалось, что лучи, бьющие со всех сторон, озарили, окутали его фигуру теплым золотистым сиянием. Да что же это, в самом-то деле? Ну Макс, ну… ну и что ж теперь, каждый раз с ума сходить?
После дельфиньего острова — Лере до сих пор трудно было поверить, что все пережитое оказалось лишь сном, — что-то в ней изменилось. Откуда-то взялись силы на то, чтобы заниматься чем-то помимо медицины. Нет, стремление помочь маленьким своим пациентам никуда не делось, разумеется. Но рядом незримо и непрерывно присутствовали теперь они — дельфины. Они не потеснили в ее сознании врача — скорее уж сознание расширилось, впуская их. Быть может, потому что они — тоже как дети? Лера теперь нередко ловила себя на мысли, что воспринимает дельфинов как еще одних пациентов.
