С мужем Ане повезло. Макс с радостью и удовольствием делал то, что терпеть не могла она сама. Он изобретал соусы к салатам, пек затейливые пироги со сложносочиненными начинками, возился с дрожжевым тестом и мыл посуду по определенной схеме – замочить, натереть, ополоснуть, просушить, вытереть полотенцем, чтобы ни следа не осталось от капель. Аня готовить не умела и не хотела. Вид плиты приводил ее в состояние легкой паники. Конечно, она могла приготовить суп, оказывавшийся пересоленым, и мясо, получавшееся неизменно сухим. И она не переставала благодарить Вселенную за Макса, который мог в одиннадцатом часу вечера затеять печь яблочный пирог, да не простой, а на песочном тесте и с карамелизированными яблоками. Ему нравилось погружаться в процесс готовки, и Аня даже завидовала мужу – у нее такого увлечения не находилось.
Макс при этом работал урывками и временно. Аня никак не могла определиться с запросами к Вселенной – то она просила стабильную работу для Макса, то работу для себя, то внезапное, свалившееся на голову наследство, то еще что-нибудь. Анфисе требовалась новая скрипка – из маленькой она выросла, а хороший инструмент стоил дорого. Впереди маячили конкурсы, на которые тоже требовался бюджет. Аня мечтала, чтобы Макс вышел на постоянную работу. Она была готова обойтись без салатов из разных видов макарон – последнего эксперимента мужа.
Вселенная разрывалась и, можно сказать, пыталась угодить Ане.
Приступы рабочей активности у нее случались, когда Макс совсем уж погружался в секреты приготовления пасты или профитролей. Тогда она «через не могу» устраивалась на работу. Точнее так: Аню устраивали на работу знакомые и незнакомые, поскольку образование у нее было, деликатно выражаясь, приличным. Аня, можно сказать, стала редким специалистом на рынке услуг, но никак не хотела в это поверить. К тому же она неизменно находилась в хорошем расположении духа, имела чувство юмора, и ее все немедленно начинали любить, уважать и выписывать премии. Но Аня считала, что все это – работа, премии – должно достаться Максу, а не ей. На каждом новом месте она быстро делала карьеру, но так же быстро увольнялась – работа становилась ей в тягость, особенно если планировались командировки. Аня не хотела командировок – ведь тогда она была бы вынуждена оторвать себя от Анфисы.
Макс каждый раз удивлялся, когда Аня приходила и объявляла, что уволилась. Он совершенно был не против взять на себя функции «матери» – возить Анфису в школу, готовить ей завтраки и заплетать косы. Макс несколько раз предлагал Ане поменяться, так сказать, ролями, раз он со своим экономическим образованием никому не нужен, а она востребована и получает предложения о работе каждую неделю. Что, кстати, было правдой. Аня со всеми работодателями расставалась чуть ли не лучшими друзьями, и они периодически звонили и спрашивали, не хочет ли она вернуться.
Из-за работы у нее случались конфликты с матерью. Мария Константиновна, музыкальный работник с сорокалетним стажем, всю жизнь отработала на одном месте, в детском садике «Звездочка», и с большой неохотой ушла на пенсию. Без работы она выдержала две недели, после чего нашла ближайший к дому развивающий центр для малышей и устроилась туда учителем музыки. Оказалось, что в центре и возможностей больше, чем в садике, и размах шире – Мария Константиновна организовала целый ансамбль. Малыши у нее стучали на ложках, били в бубны и дружно голосили «Антошка, Антошка, пойдем копать картошку». Мария Константиновна освоила старенький синтезатор и готовила музыкальные номера ко всем праздникам. Родители «несадовских детей» слушались ее беспрекословно, покупали кокошники и солдатские пилотки для выступлений. На Восьмое марта подарили новый синтезатор.
– Как? Как ты можешь не работать? – кричала Мария Константиновна под грохот ложек и бубнов.
– Не хочу. Просто не хочу, – отвечала Аня.
– Я говорила, чтобы ты выходила замуж за музыканта! Говорила? Тогда бы вам было хотя бы о чем помолчать! О чем можно молчать с твоим Максом? О салатах?
– Мам, у нас все хорошо.
– Ты должна работать! Это же такое счастье! Быть нужной! Подай пример своему мужу!
– Мам, мы не в старшей группе детского сада. Я уже не могу подавать ему пример.
– Можешь! Обязана! Человек должен трудиться!
Аня в очередной раз вздохнула и согласилась с матерью, клятвенно пообещав ей выйти на ту работу, которую предложат. Она вообще не любила спорить, тем более под грохот деревянных ложек. И скрепя сердце попросила Вселенную о переменах. Глобальных. Судьбоносных. Записала в блокнот. Убрала блокнот в тумбочку. Потом достала и зачеркнула пожелание. Ну зачем ей судьбоносные перемены? И так ведь все хорошо! Но, как показало будущее, Вселенная успела ее услышать.
Не прошло и дня, как Аню через знакомых попросили приехать в подмосковную музыкальную школу. Зачем – толком не объяснили. Но умоляли спасти положение. Кроме нее – никто. Какое положение? Директор школы объяснит на месте. Да, конечно, за деньги. И даже за повышенный гонорар. Всего один день работы. Аня согласилась съездить. Почему согласилась? Анфисе срочно требовалось новое концертное платье, да и туфли не помешали бы. К тому же в тот день, согласно Венере в Сатурне или в Юпитере, стоило принимать любые рабочие предложения, поскольку они сулили долгосрочную перспективу и нежданные подарки судьбы.
* * *
Ане понравилась дорога в этот городок. Сияло яркое солнце, электричка подошла так быстро, что просто удивительно. И поезд оказался чистеньким, новеньким – синие сиденья и образовавшееся будто специально для Ани место у окна. Да еще и соседи подобрались замечательные – милая дама читала Бальзака в обложке собрания сочинений советских времен. У Ани точно такой же Бальзак пылился на полке. Девушка рядом что-то отстукивала на коленке пальцами. Аня присмотрелась и по тактам узнала этюд Черни, который сама когда-то играла и сдавала на экзамене. Девушка путала третий палец со вторым, так же, как когда-то сама Аня.
Она шла от станции, и уже на подходе к музыкальной школе с ней стали здороваться прохожие. Около здания во дворе расположилась детская площадка. Горки, карусели – новые, а качели остались старые. Видимо, рука не поднялась вырыть и выбросить. Их кто-то повесил между двумя деревьями – самодельная перекладина и веревки. Аня не удержалась и присела. В детстве ее всегда на качелях тошнило. Она даже раскачиваться толком не умела, как ни старалась: ноги поджать, выпрямить, поджать, выпрямить. Сейчас ее тоже начало тошнить. Но как-то по-другому. Ком стоял где-то в области сердца.
Аня зашла в здание, с трудом справившись со старой дверью – тяжелой, скрипучей. В коридоре с ней здоровались педагоги, родители, дети. Отвыкшая от старомодной вежливости, не принятой в столице, Аня мысленно благодарила Вселенную за такую работу. Про школу она успела все узнать – некогда знаменитая и даже престижная, сейчас она дышала на ладан. Старые педагоги уходили на пенсию, им на смену приходили новые, не всегда талантливые и не всегда готовые работать за идею и репутацию. Новое поколение родителей мечтало, что их дети сделают карьеру, а потому рвалось в знаменитые школы к известным педагогам.
