Чикагская школа рассматривала город как проблему, как место, вынуждающее людей вести себя по-новому. Самого Парка интересовал процесс ассимиляции иммигрантов в городах и проблема расизма в отношении новоприбывших. Нельс Андерсон исследовал жизнь бездомных, привлекая внимание к этой проблеме, Рут Шонли Каван в 1929 году написала книгу о молодых женщинах, приезжающих в Чикаго в поисках работы, об их проблемах и открывающихся перед ними возможностях. Чернокожий ученый Эдвард Фрэнклин Фрейзер в «Негритянской семье в Чикаго» раскрывал вопросы жизни в афроамериканских семьях. Чикагская школа привлекла внимание не только предметом своих исследований, но своей методикой: эти ученые предпочитали непосредственное систематическое наблюдение отвлеченным философским рассуждениям о природе человека и его стремлениях. Научный анализ сбоев в жизни города сопровождался реформаторской программой: чикагцы не только выявляли недостатки, чикагцы предлагали способы их исправления.
Психология среды, новая научная дисциплина, возникла в конце 1950-х — начале 1960-х, а с 1970-х годов акцент сместился с грандиозных планировочных концепций на более пристальное изучение взаимоотношений между индивидом и окружающей средой в целом. В частности, исследуются вопросы места и идентичности — как та или иная среда обитания сочетается с самоощущением человека; как плотность населения влияет на ощущение благополучия; проблемы шума, климата и загрязнения окружающей среды; как воспринимают городскую среду мужчины и женщины; как дизайн влияет на ощущения от данного места. Таким образом, это направление науки сочетает в себе результаты исследований в области психологии среды с последними идеями в области архитектуры. Как отмечал Гарольд Прошански, крупный психолог, работавший в Нью-Йоркском университете, эта дисциплина неразрывно связана с надеждой усовершенствовать город, поэтому в ее рамках появился целый ряд стратегий, поддерживающих наши идеи по обновлению городов.
В основном они посвящены таким благим задачам, как повышение качества здравоохранения, снижение уровня преступности и бедности. Каким выглядит здоровый город? Можем ли мы строить более безопасные места обитания? Какие изменения в инфраструктуре могут реально повлиять на способность людей добиваться успеха в городах? Зачастую наш опыт формируют вроде бы незначительные моменты, то, что мы не ожидаем. Поэтому окно, пропускающее лучи солнца внутрь только в определенное время суток, способно создать у нас ощущение комфорта. На наше настроение влияет и близость к зеленым зонам, равно как и возможность развивать социальные навыки детей. Уличное освещение способно дать нам ощущение безопасности в ночное время. Как изменить городской пейзаж, чтобы по городу было приятнее ходить? Возьмем, к примеру, проблему затененности в современном мегаполисе.
Вспомните, какое это удовольствие — сидеть на городской площади, подставляя лицо лучам солнца. Мы порой легко забываем, какую роль играет солнечный свет в нашей повседневной жизни. В Викторианскую эпоху сторонники социальной инженерии вроде Флоренс Найтингейл говорили, что свежий воздух и солнце укрепляют здоровье; солнце, чистая вода и воздух считались важнейшими составляющими идеального города. Особой остротой дебаты по этому вопросу отличались в Нью-Йорке — архитектор Майкл Соркин в своей книге «Двадцать минут в Манхэттене», потрясающем гимне родному городу, отмечает: «Современная история материальной формы Нью-Йорка во многом является результатом дебатов о свете и воздухе»10. К началу 1870-х годов появились жалобы на то, что высокие дома, построенные для обеспечения жильем растущего населения города, закрывают небо и наполняют воздух миазмами. В результате Закон о жилых домах, принятый в 1901 году, установил лимит высоты для всех жилых зданий.
Но это не остановило архитекторов, проектировавших деловой район Нью-Йорка: в 1915 году в Нижнем Манхэттене на месте контор, уничтоженных пожаром, началось строительство небоскреба Эквитабл-билдинг. На пожарище архитектор Эрнест Р. Грэхем спроектировал 62-этажное здание в неоклассическом стиле. В процессе строительства выяснилось, что площадь тени от огромного сооружения будет почти 3 гектара и она погрузит окрестные здания в постоянную тьму. В ответ в 1916 году был принят Закон штата Нью-Йорк о стандартах зонирования, устанавливавший ограничения на максимальную высоту зданий, определявший критерии выбора места для их строительства и вводивший правило «ступенчатости», требовавшее, чтобы небоскребы сужались кверху, сокращая тем самым площадь падающей от них тени. Результаты действия закона можно видеть в таких классических проектах, как Крайслер-билдинг и Эмпайр-стейт-билдинг.
В послевоенную эпоху архитекторы вновь начали оспаривать эти правила. Модернистская эстетика, вдохновлявшаяся идеями Ле Корбюзье, требовала лаконичных «параллелепипедов» из стекла и стали; новые небоскребы перестали быть ступенчатыми, их стали строить в центре площадей, чтобы тень не падала на другие здания. Воплощением нового подхода к городу стал Сигрэм-билдинг по проекту Миса ван дер Роэ и Филиппа Джонсона. Теперь тому, как небоскреб воспринимается пешеходами, уделялось меньше внимания, поскольку считалось, что все передвигаются на машинах; солнечные лучи отражались от сверкающих стеклянных стен высоток и отсвечивали в хромированной отделке полированных «кадиллаков».
Однако, еще когда Роберт Мозес планировал свою «Футураму», не все были согласны с его проектами. Помимо организованной Джейн Джекобс успешной кампании протеста против автострады в Нижнем Манхэттене, шло обсуждение идеи «доступа к солнцу» — права на солнечный свет как одного из важнейших элементов качества жизни. В частности, калифорнийский теоретик архитектуры Ральф Ноулз разрабатывал концепцию планирования городской застройки на основе «зон досягаемости солнца» — то есть предлагал согласовывать высоту и ориентацию зданий с циклическим движением светила.
Вряд ли это когда-нибудь будет воплощено в реальной жизни на Манхэттене, но в 2010 году в документе под интригующим названием «Техническая инструкция к докладу о качестве среды в городе» мэр Блумберг учел тезис о влиянии постоянной затененности на общественную жизнь города, а также многие ключевые принципы права на доступ к солнцу: «Солнечный свет может активизировать жизнь на улицах, поддерживать зеленые насаждения и подчеркивать архитектурные особенности исторических сооружений, например витражные окна и лепнину. Напротив, тень может негативно воздействовать на цикл роста и выживание природных элементов, а также на архитектурное значение особенностей застройки»11.
Тени и город: Манхэттен в 2012 году
Специалисты в области психологии среды посвятили немало времени исследованию влияния солнца и тени, убедительно доказав, что хорошая естественная освещенность влияет на самочувствие работников и их семей. В частности, ученые говорят о воздействии солнечного света на суточный ритм организма или его «биологические часы». Речь идет о естественном процессе, регулирующем повседневные биоритмы, где главную роль играет мелатонин, гормон, выделяемый железой, находящейся в центре головного мозга, и связанный с такими состояниями, как плохая сезонная адаптация. Гормон действует как сильный антиоксидант, защищающий ДНК, и, как показали многочисленные эксперименты, подкрепляет иммунную систему и даже влияет на красочность сновидений. На основании этих данных многие архитекторы переосмыслили значение солнечного света в своих проектах.
