В то же время именно жизнь в городе дает женщинам больше всего надежд на лучшее, поскольку, как отмечала в 2001 году глава Всемирного женского фонда Кавита Рамдас, «в деревне женщине остается лишь подчиняться мужу и родне, толочь пшено да петь. Перебравшись в город, она может найти работу, открыть свое дело, дать образование детям»24. Будущее города требует решения не только проблем бедности и неравенства, но и гендерных вопросов. Строительство туалетов и организация женских сберегательных ассоциаций могут показаться мелочью по сравнению с грандиозными конференциями, инициативами и задачами на весь новый век, но именно такие «малые» задачи ставят перед собой люди, больше всего нуждающиеся в помощи коллектива.
Другим примером активности женщин стала решающая роль ОСЗРЦ в организованной в 1997 году кампании протеста против произвольного переселения тысяч людей, живущих на землях, принадлежащих Управлению железнодорожного транспорта. ОСЗРЦ и Национальной федерации жителей трущоб удалось за счет переговоров придать процессу управляемый характер и обеспечить выселенные семьи жильем на кооперативной основе. В результате эта процедура — в потенциале весьма болезненная и тяжелая — была осуществлена с большим, чем ожидалось, уважением к людям: объединения жителей совместно с железнодорожным ведомством решали, кто имеет право на новое жилье, в какие сроки и как удовлетворить потребности семей с низкими доходами. Пока новые дома строились, более 50 тысяч семей получили временное пристанище в пригородах Манкурда. В результате удалось убить сразу двух зайцев: железнодорожники смогли начать реализацию своего проекта раньше, чем предполагалось, а местное сообщество ощутило себя партнером властей, с которым считаются, и добровольно согласилось участвовать в процессе.
Роль женщин в трущобах — это и самый насущный вопрос, и одновременно его потенциальное решение. Как отмечал Джокин Арпутам в интервью журналу Forbes, зачастую именно женщины сталкиваются там с наибольшими трудностями. Но вместе с тем
в каждом поселении мы начинаем работать с женщинами. Мы обследуем поселок — подсчитываем количество лачуг, выясняем его площадь и возраст. Мы спрашиваем: когда вы приехали, кто землевладелец, какие коммунальные службы у вас есть, имеется ли канализация, вода — задаем множество подобных вопросов. Затем мы организуем собрание. В Мумбае насчитывается 150 поселков, где нет туалетов. Мы говорим жителям: напишите письмо в муниципалитет, потребуйте от них действий. Встретьтесь с членом муниципалитета, пригласите его к нам, идите с ним в мэрию и требуйте построить туалет. Идите и требуйте этого от властей25.
Часто считается, что «невидимые» жители трущоб — это изгои общества, что жизнь в таких поселениях невыносима и люди остаются там исключительно от отчаяния. Но Дхарави живет полной жизнью, там развивается производство, создаются семьи, там спонтанно появляются уникальные способы использования пространства. Это, как заметил один журналист, «пожалуй, позволяет считать его самым эффективным районом города»26.
В настоящее время государство планирует снести Дхарави до основания и отдать территорию застройщикам. Оно обещает предоставить другое жилье — квартиру площадью 20 квадратных метров — всем семьям, которые соответствуют определенным критериям. Но не разрушит ли это тонкий и сложный баланс в сообществе?
Рагул Шривастава и Матиас Эчанове считают крайне важным, чтобы их организация URBZ изучала то, что реально происходит в домах и мастерских поселения, — вот только этим, как правило, пренебрегают. Заинтересовавшись историей здания возле одной из главных улиц Дхарави — Мохандас-Ганди-роуд, — где находится офис их организации, они выяснили, что первоначально это была лачуга из гофрированного железа, выстроенная местными властями четверть века назад для выселенных обитателей трущобного поселка Рафаэль. Позднее
там размещались табачный киоск, бакалейная лавка, магазинчик сувениров, кафе-мороженое, китайская закусочная и магазин мобильных телефонов. Через 15 лет сооружение превратилось в кирпичный дом с небольшим туалетом. Еще через три года оно выросло на два этажа. Сейчас там обитают три фирмы, четыре семьи, несколько сезонных рабочих, швейная мастерская и наш офис — он занимает небольшую четырехугольную комнату с белеными стенами; из окон открывается вид на море одноэтажных домов с крышами из шифера, листов синего пластика и черепицы27.
Офис URBZ
Это описание легко воспринять как картину старомодного, доиндустриального, несовременного уклада жизни: может быть, поэтому государство хочет снести такие поселки? Но в городе будущего наверняка найдется место и для завода, и для кустарной мастерской, каких много в Дхарави. Мои знакомые продолжают:
Пора признать, что, несмотря на отсутствие инфраструктуры и перенаселенность, несколько неформальных поселений воплощают собой тенденцию, вполне вписывающуюся в постиндустриальную эпоху. Тогда станет ясно, что это не трущобы, остро нуждающиеся в переустройстве, а весьма успешная модель развития «снизу», в основе которой лежит кустарная мастерская28.
Чтобы интегрировать неформальную экономику в основное хозяйство, сносить трущобы не нужно. Скорее, городу следует открыться для других укладов жизни. «Нормальному» городу есть чему поучиться у трущоб.
Именно эту простую истину Рагул и Матиас пытались тактично мне втолковать, когда мы сидели на веранде кафе Saltwater в Бандре. Они не столько не соглашались с придуманным мной названием книги, сколько были уверены, что концепция города — что он собой представляет, как функционирует, кто в нем живет — должна измениться. Тем не менее, когда я под конец беседы спросил, надеются ли они, что в будущем все изменится к лучшему, они оба улыбнулись.
Глава 8. МАКСИМАЛЬНЫЙ ГОРОД
Открывшаяся в мае 1853 года на Резервуар-сквер в Нью-Йорке Выставка промышленности всех наций вызвала настоящее паломничество туристов: более миллиона посетителей выложили по 50 центов за билет, чтобы подивиться Хрустальному дворцу, в залах которого демонстрировались богатства и чудеса современного мира. Выставочный павильон — его проектировщики вдохновлялись Хрустальным дворцом Великой выставки промышленных работ всех народов, прошедшей в Лондоне в 1851 году, — сверкал под манхэттенским солнцем: на его постройку ушло 15 тысяч стеклянных панелей и 1800 тонн металлоконструкций, а венчал здание купол диаметром 91 метр, вознесшийся над городом на высоту 37 метров. Рядом стояла 96-метровая башня Обсерватории Лэттинга, откуда толпы зрителей могли обозревать окрестности до Стейтен-Айленда и Нью-Джерси. На выставке не обошлось и без захватывающих дух представлений, которые привлекали внимание публики к самым последним изобретениям.
Каждый день в одном из главных залов толпа посетителей собиралась у сцены, где было смонтировано сооружение, на первый взгляд напоминавшее виселицу. Рабочие, натягивая канаты, поднимали в воздух платформу, на которой стояли несколько бочонков, тяжелых ящиков и изобретатель Элиша Отис, и закрепляли ее в 10 метрах над головами зрителей. После театральной паузы ассистент перерубал топором канаты, и толпа потрясенно ахала, ожидая, что сейчас инженер разобьется об пол. Но платформа опускалась всего на несколько сантиметров и застывала в воздухе. Ее удерживали запатентованные Отисом «ловители», стопорившие платформу. Перекрывая удивленный шепот, изобретатель объявлял ошеломленной публике: «Абсолютно безопасно, джентльмены, абсолютно безопасно». Это действо возвещало начало новой эпохи в истории города.
