Если судить по Шанхаю, то картина будущего городов весьма неоднозначна. Это лишь один из примеров взрывного роста китайских городов и попыток авторитарного режима с их помощью обеспечить преобразование экономики. О Шанхае, Пекине и Ухане знают все, но растут и города, о которых мы никогда не слышали. В 1970 году в Китае было 170 городов; сегодня их 700, из них 160 с лишним имеют население свыше миллиона — в США таких городов только девять, а в Британии четыре. Быть может, сухие цифры изменят то, как функционируют города?
Начавшееся в 1980-х годах возрождение Шанхая — это длительный период «созидательного разрушения»: город не просто разросся за свои прежние пределы, его сносили до основания и одновременно отстраивали заново. В 1990-х в Шанхае из-за сноса и перестройки домов было выселено больше людей, чем во всех США за 30 лет; общая площадь разрушенного жилья в 1992-2004 годах составила почти 86 миллионов квадратных метров. Утверждалось также, что в районе Пудун, который стал новым центром города, сосредоточено до половины всех имеющихся в мире кранов.
Именно в этом районе, на месте бывших рисовых полей к востоку от реки Хуанпу, в 1980-х годах впервые начала воплощаться мечта властей о современном городе; сам Дэн Сяопин назвал этот район «головой дракона». На этих заброшенных сельскохозяйственных землях должен был родиться новый город, состоящий из «зоны обработки экспортных товаров Цзиньцяо», «зоны свободной торговли Вайгаоцяо» и, самое главное, «финансовой и торговой зоны Луцзяцзуй», а также глубоководного порта с выходом на реку Янцзы для доставки произведенных на предприятиях города товаров в другие страны.
Центром мегаполиса должен стать Луцзяцзуй — «золотая зона», отданная капиталу. Было решено: если рынок открывается для иностранных инвесторов, то и проектирование района следует доверить иностранным архитекторам. Сначала прошли консультации с командой французских градостроителей во главе с Жозефом Бельмоном, который сыграл ключевую роль в разработке «больших проектов» Франсуа Миттерана в 1980-х годах — при этом предложения местных проектировщиков мэр Шанхая Чжу Жунцзи попросту игнорировал. Однако власти не хотели доверять планировку района только одному бюро: они предпочитали держать все под контролем, привлекая при этом зарубежный опыт и внимание международного сообщества.
Бельмон составил список восьми ведущих архитекторов, которым было предложено присоединиться к консультациям: это были Ренцо Пиано, Жан Нувель, Норман Фостер, Кадзуо Синохара, а также Ричард Роджерс, Тойо Ито, Доминик Перро и Масси-милиано Фуксас (только последним четверым в 1992 году показали будущую строительную площадку, где уже шла подготовка к сносу, с вертолета и поручили представить свои предложения). Однако власти не стали принимать какой-то один план, а взяли все лучшее из каждого проекта и механически соединили — по сути, подняли на щит символы мегаполиса, не думая о концепции, позволяющей совместить все эти элементы в одно целое.
Луцзяцзуй — это не город, а лес знаковых для бизнеса «икон», венцом которых стала телебашня Pearl of the Orient, высящаяся у излучины реки. Эта «жемчужина» высотой 467 метров, спроектированная специалистами из Шанхайского восточнокитайского института архитектуры и дизайна и внешне напоминающая Эйфелеву башню, стала первым небоскребом, вонзившимся в небо над новым районом в 1993 году. С тех пор Пудун превратился в полигон для градостроительных экспериментов — не только в плане грандиозных построек, но и в сфере инфраструктуры, которая подвергается суровой проверке на прочность из-за быстро увеличивающегося числа автомобилей. Помимо метро, способного сегодня перевозить 1,4 миллиона пассажиров в день (его пропускную способность планируется увеличить в пять раз), Шанхай может похвастаться самой скоростной железной дорогой в мире, построенной для соединения центра с постоянно расширяющейся периферией.
Шанхай, как и Дубай, представляет собой пример создания «глобального города» с чистого листа. Во всем этом нет ничего органического, спонтанного. Возьмем, к примеру, проспект Столетия, начинающийся у башни Pearl of the Orient и протянувшийся на 5 километров на восток. Перед началом его застройки гонконгский архитектор Тао Хо предупреждал: следует избегать соблазна и не воспринимать современный урбанизм как простое собрание высоких зданий, — но шанхайские проектировщики совершили именно эту ошибку. В результате главная артерия города напоминает не яркий оживленный центральный район, а сочетание техасской автострады со спесивым высокомерием парижской улицы Риволи. Несмотря на предостережения, городские власти пожелали, чтобы их проспект был «на метр шире Елисейских Полей»17 и застраивался впечатляющими небоскребами. Но в результате не возникла высокая плотность застройки, как в Манхэттене, не появилось захватывающего сочетания оживленных улиц и делового квартала, ощущения, будто весь мир собрался здесь, чтобы делать дело. Вместо этого здания упорядочиваются и разделяются общественными пространствами, где никто никуда не торопится, — да и людей в рабочее время почти не видно. Высота строений обусловлена не жесткой конкурентной борьбой за пространство района, а желанием каждого проектировщика создать нечто заметное. Сам проспект имеет 100 метров в ширину, там есть восемь полос для автотранспорта, четыре велодорожки и настолько широкие тротуары, что на них разбивают скверы и размещают произведения уличного искусства, чтобы у людей не возникало ощущения потерянности на этих пространствах.
Проспект Столетия — прямая противоположность Гудзон-стрит Джейн Джекобс, и, наверное, он никогда не обретет сложности, необходимой подлинной городской среде. Многие даже задаются вопросом: может, это просто пригородный технопарк, перенесенный в городской центр? Или иной тип урбанизма, новая китайская модель, и чуждой она кажется только уроженцу Запада? Но какое место во всем этом занимают люди?
По мере того как недвижимость в Шанхае дорожала, на рынке жилья и на остальных рынках начался бум. Начиная с 1990-х годов немало людей было переселено из старых домов в центре города, чтобы расчистить место для офисных помещений: им предоставляли жилье в новых многоквартирных зданиях. Теперь они живут не в индивидуальных домах, а «друг над другом», так что почти 50% населения города обитает всего на 5% его территории. Население Шанхая, однако, продолжало расти, и даже эти башни уже не могли удовлетворить растущий спрос. В 1980 году в городе насчитывалось 121 здание выше восьми этажей; к 2005 году их количество возросло до 10,045. Этот новый «вертикальный» способ обитания повлиял и на взаимодействие между людьми: уличную жизнь нужно было заменить новыми общественными пространствами.
С 1999 года жилой фонд Шанхая ежегодно увеличивается на 20 миллионов квадратных метров, в том числе и за счет разрастания города во всех направлениях. Один из соответствующих планов, реализация которого началась в 2006 году, предусматривал строительство на окраинах Шанхая целого крупного города и девяти поселков с совокупным населением в 5,4 миллиона человек. С центром эти новые поселения свяжет скоростная железная дорога. Кроме того, в следующем десятилетии планируется построить еще 60 новых поселков, рассчитанных на 50 тысяч жителей каждый.
В обоснование проекта «Один город, девять поселков» планировщики заявляли, что сами проекты должны подтверждать статус Шанхая как «глобального города», и проектирование всех девяти поселков поручили иностранным фирмам из разных стран. Так появились поселки в разных национальных стилях: например, Темза-Таун в новом районе Сунцзян, расположенный в 40 километрах от центра, напоминает образцовую английскую деревню в стиле Тюдоров — с булыжными мостовыми и красными телефонными будками. Спроектировавшее его архитектурное бюро Atkins Design утверждает, что ему удалось «вместить в один строительный проект, рассчитанный на пять лет, целых пять столетий британской архитектуры»18. Этим тема «глобального города» не ограничивается: она доводится до гротеска в «немецком поселке» Антинг, построенном рядом с «шанхайским международным автомобильным городом», где находится завод Volkswagen и трасса «Формулы-1»: эту «немецкую деревню» спроектировал Альберт Шпеер-младший, сын любимого архитектора Гитлера. «Шведский поселок» Лодянь находится рядом с заводом Volvo и выполнен в утрированном североевропейском стиле — градостроители поставили там даже копию статуи Русалочки из Копенгагена. Другие поселки следуют испанским, голландским, итальянским и американским мотивам.
