Как мы увидим далее, в последующие десятилетия этот алгоритм (в частности, использование погодных аномалий в качестве доказательства изменения климата) неоднократно повторялся. Дебаты вокруг изменения климата «стали одним из самых сложных и жарких научно-политических споров в новейшей истории» (O'Donnell, 2000). Это действительно так, ибо риск велик, велико и количество участников, а научное знание спорно (см. Funtowicz & Ravetz, 1993). Знания по этому вопросу очень разнородны и противоречивы, и вполне вероятно, что желаемое единство так и не будет достигнуто (Hulme, 2009). Большое значение здесь имеют производители и посредники знаний, и их роли могут быть разными. Есть представители чистой науки, которых не сильно волнуют политические решения (в случае климатологии это, безусловно, исключение); есть ученые, выступающие за определенную климатическую политику (так называемые «адвокаты» или «активисты»); есть ученые, выступающие в роли «честных маклеров» (см. Pielke, 2007); и, наконец, есть политические предприниматели (см. анализ этой группы в: Kingdon, 1984). Все эти роли могут исполнять ученые или так называемые эксперты (см. Grundmann & Stehr, 2010). Роль политического предпринимателя часто берут на себя менеджеры от науки, работающие на правительство и поэтому имеющие представление о том, как нужно действовать в политическом поле. Следует также отметить, что есть еще один тип научной деятельности, который обычно упускают из виду. Пильке называет его «скрытой партийностью» (stealth advocacy):
Когда ученый утверждает, что его интересы касаются «исключительно науки», на самом деле во многих случаях он действует пристрастно. Для некоторых ученых такое поведение политически выгодно, поскольку так они могут быть выше определенных споров и дискуссий (ссылаясь на исторический авторитет науки), но в то же время могут ограничивать политические опции. Эти ученые пытаются «плавать, не намокнув». Другие ученые могут и сами не замечать, как их мнимые попытки «сосредоточиться исключительно на науке» ведут к смешению научных и политических дебатов. Избежать подобного смешения можно […] только, если открыто соотносить науку с возможными политическими мерами (Pielke, 2007: 7).
В этой главе мы покажем, что в дебатах об изменении климата случаи скрытой партийности встречаются очень часто.
В своей статье о первых исследованиях климата и первых шагах климатической политики в США Харт и Виктор (Hart & Victor, 1993) выделяют аспекты, имевшие ключевое значение для последующего развития. Вначале главную роль играли политические предприниматели. Они использовали свой выход к политике, чтобы внести волнующий их вопрос на повестку дня, получить финансирование, создать сеть контактов и оказывать влияние на политику. Некоторые представители научной элиты очень успешно воспользовались возможностью привлечь общественное внимание к сфере своих исследований. На этот процесс оказывали влияние как личные, корыстные интересы, так и стремление поддержать развитие фундаментальной науки. В заказных исследованиях ученые не видели возможности продвигать собственные исследовательские интересы.
Современная климатология возникла из двух дисциплин – исследования круговорота углерода и моделирования атмосферы. В свою очередь, эти дисциплины обязаны своим возникновением обеспокоенности в связи с ядерными испытаниями. Предполагалось, что эти испытания привели к изменению погоды, которое теперь должны исследовать ученые. Впрочем, ученые не смогли подтвердить влияние облаков пыли, выброшенных ядерными взрывами, на погоду. Федеральные службы США (Комиссия по атомной энергии, Служба исследования морей и министерство экономики) подогревали интерес к круговороту углерода и других веществ в атмосфере (Hart & Victor, 1993: 648). Пионеры в области исследования круговорота углерода Ханс Сьюсс и Роджер Ревель в 1950-х годах пришли к выводу, что часть углекислого газа, выбрасываемого в атмосферу при сжигании ископаемого топлива, поглощается океанами. Это означало, что рост потребления ископаемого топлива ведет к повышению концентрации CO2 в атмосфере. Ревель работал в Институте Скриппса – самой значимой организации в этой области исследований. Впоследствии сотрудники Института Скриппса стали измерять концентрацию углекислого газа на метеостанции Институа в Мауна-Лоа на Гавайях и доказали один из немногих неопровержимых фактов климатологии: выброс диоксида углерода постоянно увеличивается.
Второй значимой для климатологии областью было моделирование атмосферных процессов. Начало этой дисциплине положил Джон фон Нейман, который получил от военно-морских сил США финансирование для своего проекта по математической метеорологии в принстонском Институте прикладных исследований. Позднее эта исследовательская группа была преобразована в Лабораторию геофизической гидродинамики.
Встретились обе дисциплины лишь после 1965-го года. Как утверждают Харт и Виктор, это не было связано ни с накоплением новых знаний, ни с осознанием того, что изменение климата выходит из-под контроля. Просто ведущие представители этих дисциплин стали мыслить уже не как ученые, а как предприниматели. Когда перед ними открылась возможность представить свой труд широкой общественности не как тему узко ограниченного исследовательского проекта, а как фундаментальную проблему естествознания, они не преминули этой возможностью воспользоваться. Вдохновленные новым позиционированием климатологических исследований, Ревель и его коллеги стали более решительно искать средства для финансирования своей научной работы и стремиться к расширению изучения круговорота углекислого газа и моделирования атмосферных процессов (Hart & Victor, 1993: 657). Изучение этой проблемы считалось главной задачей, обеспечивающей основу для последующих действий. В 1973 году ученые исходили из того, что фундаментальные исследования будут завершены к 1980-му году (NAS, 1973, цит. по: Hart & Victor, 1993: 679). Впрочем, для многих участников политических инициатив научный прогресс был далеко не главной целью.
Харт и Виктор так описывают послевоенный период климатологических исследований:
Моделирование атмосферных процессов, возникшее из математического прогнозирования погоды и изначально финансируемое вооруженными силами США, по всей видимости, последовало примеру послевоенной физики, обретя и сохранив относительную независимость. Это позволило ученым, занимавшимся моделированием атмосферы, свободно плавать в своем «научном потоке», если использовать формулировку Кингдона. Глобальный «эксперимент» по изучению парникового эффекта был интересной научной проблемой, но не такой, которая бы требовала политического вмешательства (Hart & Victor, 1993: 654).
Кроме того, новая дисциплина – климатология – не давала однозначного ответа на актуальные вопросы, как было показано в одной из статей журнала Time в 1968 году, где освещалось противостояние между теорией глобального потепления и теорией глобального похолодания. Авторы статьи отмечают, как сложно найти такое научноэкспертное знание, которое можно было бы использовать при принятии политических решений. И приходят к следующему выводу: «Катастрофа кажется уже неминуемой, но непрофессионалам сложно понять, откуда именно ее ждать» (цит. по: Hart & Victor, 1993: 656).
