Ответная статья, подписанная верховным комиссаром Сингапура в Великобритании
[16] Майклом Тео, не заставила себя ждать. Текст, излагавший сингапурскую политическую философию, заканчивался так:
Каждому обществу приходится находить собственный баланс между индивидуальными свободами и общественным благом. Некоторые на Западе, подобно Джону Кампфнеру, ощущают призвание идти и обращать язычников к исповеданию ценностей западной либеральной демократии. Но истинный критерий выбора — пригодность модели к работе в реальном мире, в реальных обществах. Преклонение перед западной моделью как перед единственной, отказ от всех других решений как от авторитарных и недемократических — вот, несомненно, лучшая заморозка для мозга.
На следующий день газета «Стрейтс таймс» опубликовала статью Тео целиком, под увлекательным заголовком «Сингапур разделывает под орех британского писателя».
Эта перебранка вызвала у меня противоречивые чувства. Во–первых, страх: не откажут ли мне во въезде в страну? Не арестуют ли меня на въезде? Во–вторых, беспокойство за моих сингапурских друзей. Некоторые из них отправляли мне ссылки на различные блоги, обычно без комментариев. Кроме того, было удивление: меня‑то беспокоило, что статью могут счесть слишком мягкой по отношению к Сингапуру. Я был раздосадован. Я удивлялся, почему Сингапур не идет на диалог. Спустя полгода я с некоторым трепетом снова приземлился в аэропорту Чанги, прибыв на научную конференцию. На паспортном контроле я поймал мимолетную улыбку сотрудника иммиграционной службы. Все, кого я встречал — политики, преподаватели, журналисты и финансисты, — с некоторой неловкостью упоминали, что прочитали мою статью. Все мы шутили по этому поводу. Я публично разъяснял свои взгляды на Пакт, и это вызывало оживленные, но дружеские споры. В баре «Раффлз» я провел приятный вечер с одним из высокопоставленных сотрудников газеты. Он также, испытывая некоторую неловкость, упомянул о статье, но заверил меня, что в том, как со мной обошлись, нет ничего особенного. Такое случается постоянно. В утешение он предположил, что в МИД случился «обычный приступ 'группового мышления'», в ходе которого приказы поступают сверху и выполняются беспрекословно. Что можно сказать об устойчивости режима, если он приходит в ярость по поводу записи в блоге? Режимы на грани падения, сталкиваясь с критикой, часто впадают в крайность, так что, может быть, перемены не за горами. Может быть. Но судя по тому, что я видел, перемены ограничатся частной, а не публичной сферой. Кажется, именно этого хочет большинство людей, с которыми я общался.
Я спросил собутыльника, видит ли он какую‑нибудь перспективу смягчения практики преследований за клевету По его мнению, шансов нет. Закон об оскорблении власти был разработан для укрепления общественного доверия к государственным институтам — ив хорошие времена, и в плохие. Большинство (сингапурские граждане, иностранные бизнесмены, правительства зарубежных стран) серьезно заинтересовано в сохранении статус–кво. Как еще Сингапуру удалось бы жить хорошо так долго? Для меня, человека, потратившего годы на то, чтобы устраивать неприятности политикам, это неприятная мысль.
Еще сильнее пугает меня мысль о том, что огромному количеству людей по всему миру, вне зависимости от того, в какой политической культуре они живут, тоже нравится мозговая заморозка. Сингапур — это, возможно, колыбель Соглашения, и здесь оно представлено в наиболее очевидной форме. Однако не может ли быть так, что мы все в гораздо большей степени сингапурцы, чем себе представляем?
Глава 2
Китай: осторожный игрок
Глава 2
Китай: осторожный игрок
Если голосование в неправильных руках, на выборах побеждают неправильные люди, которые в дальнейшем манипулируют электоратом.
КЕВИН АО
Что может быть приятней, чем ясным утром сидеть у воды с чашечкой эспрессо, прислушиваясь к звучанию церковных колоколов? Мое безмятежное настроение можно было бы объяснить тем, что я находился в Портофино. Однако это не был итальянский порт, часто посещаемый людьми богатыми и знаменитыми. Этот Портофино был поселком, выстроенным вокруг озера в Шэньчжэне, городе на юге Китая, представляющем собой монумент свободному рынку. Точнее, я был в «заграничном китайском городе» (Overseas Chinese Town). Озеро, на которое я смотрел, было рукотворным, а башня с часами, под которой я сидел, — новоделом, но какое это имело значение? «У вас — американская мечта, у нас — шэньчжэньская», — сказала мне хозяйка.
Ланьцыэль Цуй работает региональным менеджером в крупной израильской судоходной фирме. В отличие от многих китайцев, она уже повидала мир. Она делится своими впечатлениями от Фарерских островов и городка Гримсби на севере Англии («Почему школьники болтаются вокруг торгово–развлекательных центров в дневное время? И почему все такие бледные?») Родители Ланьцыэль — типичный для современного Китая пример истории успеха. Оба — выходцы из крестьянских семей. Отец стал деканом университета, мать работала военным врачом. Никто из них бы сейчас не узнал страну. Ланьцыэль — деловая женщина западного образца на пятом десятке, мать–одиночка, прилагающая массу усилий для соблюдения баланса между работой и жизнью. Она регулярно летает на деловые встречи в Пекин и Шанхай, знает расписания авиакомпаний наизусть, чтобы успевать на последний рейс домой всякий раз, когда это возможно. Как и все в Шэньчжэне, она — «иммигрант». Когда Гонконгом, находящимся через залив, еще управляли англичане, здесь была сонная рыбацкая деревушка. Теперь население выросло до ошеломительных 13 миллионов. В течение более чем двух десятилетий экономика росла в среднем на 28% в год. В начале 90–х годов китайские специалисты по экономическому планированию считали, что главным экономическим центрам страны — Шанхаю, Шэньчжэню и другим городам — понадобится 5о лет, чтобы догнать Сингапур. Это уже произошло. Что касается Гонконга, то сейчас обсуждаются планы объединения этого «медвежьего угла», когда‑то считавшегося глобальным финансовым узлом, с процветающим Шэньчжэнем.
Поэтому Шэньчжэнь оказался для меня подходящим местом, чтобы посмотреть на китайский вариант Пакта. Это была первая свободная экономическая зона, испытательный стенд для экономических реформ Дэн Сяопина, лаборатория для экспериментов по усвоению капитализма постмаоистским Китаем. Именно поездка в Юго–Восточную Азию убедила Дэна в конце 70–х годов в необходимости безотлагательных реформ. Его потрясло, насколько современными оказались Бангкок, Куала–Лумпур и Сингапур. После возвращения в Китай он заявил, что Сингапур «отличается хорошим социальным устройством и хорошо управляется. Нам следует заимствовать их опыт и научиться справляться с решением задач лучше них».
С того момента, как Дэн дал старт «политике открытых дверей» и программе «четырех модернизаций» (сельского хозяйства, промышленности, науки и техники, а также военного дела), Китай пытался найти способ увязать открытые рынки с закрытой политикой. Последняя из крупных диктатур марксистско–ленинского толка сохранилась, только приняв капитализм.
