– Дело вот в чем, Байек: если ты ничего не знаешь о меджаях, ты ничего не знаешь и о своем пути. Твои представления… я уж не стану заходить далеко и называть их ложными, но они – далеко не вся правда.
Я вовремя подавил раздражение, грозящее превратиться в гнев.
– Тогда почему бы тебе не рассказать мне всю правду?
И Хенса рассказала.
Тогда я многое понял.
28
– Твой отец – меджай.
Я громко сглотнул. Я даже не знал, что означает это слово, и тем не менее сказал:
– Он никак не может быть меджаем.
В каждом моем слове звучало замешательство.
– И тем не менее, Байек, твой отец – меджай.
– Но их же не существует, – торопливо проговорила Айя. – Меджаи вымерли давным-давно.
Айя хоть что-то знала о меджаях. Это вселяло в меня уверенность и успокаивало. Пока я восстанавливал внутреннее равновесие, Хенса снова заговорила:
– Они вымерли, но не все.
– Постойте! – воскликнул я. Прежде чем продолжать разговор, я должен был узнать главное. – Кто такой меджай? Солдат особой выучки? Защитник?
– Правильно, защитник, – кивнула Хенса. – Меджаи – сила… вернее, они были силой, заставлявшей людей с уважением относиться к гробницам. Будучи защитником, твой отец поклялся оберегать храмы Сивы, а вместе с ними и все селение от любых враждебных сил. Это и есть цель меджаев. Но ты должен понимать, что их цели простираются гораздо дальше. Твой отец – защитник всего Египта, а не только Сивы.
– Как это понимать? – недоверчиво спросила Айя.
– Наши враги упорно зовут образ жизни меджаев «старым путем», как будто «старое» непременно значит «плохое».
Сполохи очага плясали в такт словам Хенсы, которые я силился понять всей душой. Я взглянул на Айю, молча прося задавать вопросы. Она была такой же частью происходящего, как и я.
– Но, быть может, «старый путь» действительно отжил свое, – сказала Айя, выпрямляясь во весь рост.
Ее слова нельзя было назвать вызывающими, однако прозвучали они достаточно дерзко.
Хенса невозмутимо покачала головой:
– Изъяны есть у каждого мировоззрения, будь оно старым или новым.
Хенса обладала многими достоинствами, одним из которых было знание и понимание людей. В каждом ее слове ощущалась уверенность.
– Старые представления, конечно же, нуждались в обновлении. И мировоззрение тоже требовало пересмотра. Но… – Она подняла палец. – Оно продержалось не одну сотню лет. Именно столько времени господствовало представление, что мы приходим на землю, дабы совместно трудиться и верить в богов, а не только накапливать богатства и стремиться занять более высокое положение в обществе. Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. – Хенса повернулась к Айе. – Ты считаешь себя образованной и просвещенной. Возможно, ты вообще отказалась от богов.
– Я не отказывалась от богов, – торопливо возразила Айя, хотя мы оба знали, что она лукавит.
В отличие от слов Хенсы, слова Айи казались пустыми. Даже Тута удивленно покосился на нее.
Но Хенса улыбнулась:
– Хорошо, когда у человека много вопросов. Знаю, ты считаешь это признаком образованности и просвещенности. Я вполне могу тебя понять.
Что я слышу? Когда-то Хенса нещадно отчитывала меня за докучливые вопросы, мешавшие учебе. Увидев мои изогнутые брови, она в ответ закатила глаза и ловко подтолкнула камешек. Он ударился о мою ногу и отскочил в огонь.
– Тише ты! – услышал я такие знакомые слова и сам озорно улыбнулся, вновь почувствовав себя в знакомой обстановке. – У моих соплеменников тоже есть вопросы. Они есть у всех. Перемены дают рост. Только так и можно выжить. Но это не значит, что нужно отринуть все без разбору.
Хенса отрешенно посмотрела на пламя.
– Ритуалы и традиции несут в себе благо. Моим соплеменникам они помогали выжить. Мы и сейчас уповаем на них. Однако мы никогда не допустим, чтобы традиция становилась ярмом, которое мешает двигаться и тянет вниз.
Хенса согнула пальцы, изображая погонщика, который силится удержать воловью упряжку.
– Безвылазно жить в городе – это ведь тоже разновидность застоя. Город поощряет себялюбие, продажность, мздоимство. Не спорю, города красивы.
Хенса лукаво улыбнулась Айе, а в ее глазах блеснуло восхищение.
– Но в городах процветает и много дурного. Они способны превратиться в мирок, где богатые и имеющие власть ублажают себя, ставя памятники собственному тщеславию. Иногда они ухитряются весь город превратить в памятник себе.
– Это не боги оставили нас, – сдавленно произнесла Айя и вздохнула. – Это мы оставили богов.
Прежде я никогда не слышал от нее таких слов. Но чувствовалось, мысли об этом появились у нее не сегодня. Хенса с симпатией посмотрела на Айю и снова обратилась ко мне:
– Во все это, Байек, верит твой отец, являясь меджаем. В это верит и наше племя. В Египте достаточно тех, кто верен идеалам меджаев. Наш разведчик Нека рассказывал об одном узнике, которого держат на острове Элефантина. Этот человек во всеуслышание заявил о своей приверженности меджаям. Да, Байек, по всей стране есть островки сопротивления. Однако все те, кого влекут пути меджаев, нуждаются в водительстве. Они могут и не знать, что вести их может не каждый, кто разделяет меджайские принципы, а истинные меджаи. «Истинные» – значит «наследственные». Понимаешь, Байек? И в будущем таким вождем можешь стать ты.
Мне вспомнились слова верховной жрицы: «Быть может, вскоре ты поймешь, что под твоей защитой находятся не только сиванские храмы». Я вдруг наполнился ощущением настоящей цели.
– Но я не готов.
– Настоящие вожди никогда не бывают готовы. – Хенса наклонила голову, изучающе глядя на меня. – Согласна, тебе придется еще многому учиться, прежде чем ты сможешь вести за собой других.
Она прислонилась к стене. Пламя продолжало свои пляски. Его отсветы играли и на лице Хенсы. Весь ее облик убеждал меня, что я поступаю правильно. Я обозначил свой путь и следовал по нему. Лицо Хенсы выражало сейчас нечто более глубокое, чем чувства, с которыми мы ежедневно сражаемся, чем наши обычные человеческие горести и страдания. Нет, это была глубина и древность, недосягаемая для повседневной суеты. И еще – большой пласт знаний. Я испытывал нечто подобное, хотя мои чувства были гораздо поверхностнее. Неуверенность и сейчас кусала меня за пятки, но я хотел больше узнать о меджаях. Я хотел помогать людям – людям всего Египта. Я испытывал радость; я был полон рвения и решимости. Меня захлестнула уверенность: наконец-то я нашел свой путь. Нужно лишь продолжать учиться, раздвигая свои нынешние пределы.
– Ты тоже входишь в число меджаев? – спросил я Хенсу.
– Разумеется, нет, – покачала головой девушка и даже изумленно фыркнула. – Я и мои соплеменники ни к кому не примыкаем. Но уже очень давно мы обнаружили, что наши принципы тесно соприкасаются с принципами меджаев, а наше мировоззрение такое же, как у них.
