Девушка ничего не сказала, но из глаз ее потекли слезы.
– Расслабься. Сейчас домой поедешь. Мы тебя отпускаем. А знаешь почему? Потому что ничего не боимся. Если ты заявишь на нас, мы тебя сюда вернем. Тогда ты пожалеешь о том, что мама тебя на свет родила. Ты меня понимаешь?
Барышня кивнула, соглашаясь на его условия.
– И папе своему скажи.
– Я все поняла. Никому ничего…
Пантелей глянул на чернявого Гасана и приказал:
– Отвезешь домой!
Тот кивнул и позвал девушку за собой. Она осторожно стронулась с места. Эта бедняжка не могла поверить в то, что бандиты ее отпускают.
– Может, все-таки задержишься? – спросил Пантелей. – На чашку чая?
Она мотнула головой и ускорила ход.
– И мы сваливаем, – сказал Пантелей, когда закрылась дверь. – Тухло здесь.
– А куда? – спросил ушастый Пентюх.
– Я разрешил задавать вопросы? – Пантелей вонзил в него взгляд, прямо как нож под ребро.
– Нет. – Пентюх шарахнулся от него.
– Бабки по карманам раскидаем. На общак только штука. С твоей доли. – Пантелей продолжал смотреть на Пентюха.
– А почему с моей?
– А потому и с твоей, что вопросов много задаешь. Две штуки с тебя.
Пентюх собрался было открыть рот, но Грива тряхнул его за плечо. Тот все понял, заткнул фонтан и правильно сделал, потому как лучше потерять две штуки, чем все три. А на большее Пентюх претендовать не мог. Он еще сявка, рано ему на равных с нормальными пацанами.
Деньги поделили. Пантелей назначил место для сбора и распустил пацанов. Пусть отдыхают, заслужили. А завтра уже будут ставить сети в другой заводи. Есть у Пантелея один вариант. Но сначала Марина.
К ней он подъехал без охраны. Остановил машину на краю двора, выждал четверть часа, присматриваясь, принюхиваясь. Чутье молчало, и Пантелей зашел в подъезд.
Марина открыла дверь сразу, но с цепочки ее не сняла.
– Нехилая у тебя дверь, – сказал он.
– А ты не видел?
– Видел. Но не открывал. Ну, так чего стоишь, принимай гостя.
– Незваный гость хуже татарина, – заявила она, нехотя открывая дверь.
– А я и есть татарин, – переступая порог, проговорил он.
– Мамаево нашествие.
Время вечернее. Люди готовятся ко сну, а не на выход. А Марина в платье. Косметика, духи. Она ждала Пантелея, какие уж тут сомнения.
– Нападаю, граблю, насилую! – заявил Пантелей и обнял ее за талию.
Она дернулась, пытаясь отстраниться, но Пантелей легко удержал ее, прижал к стене, носом зарылся во вкусные волосы.
– Уходи! – выкрикнула она, закрыла глаза и мотнула головой.
– Шутишь? Я так долго шел к тебе.
– Я тебя ненавижу.
– Я тоже тебя люблю.
Он мог бы задрать подол ее платья, но это было бы очень уж пошло. Лучше поступить грубо, разорвать платье. Но Пантелей сдержался и всего лишь расстегнул молнию на спине. Платье располовинилось, Марина попыталась удержать его, но Пантелей стянул бретели с ее плеч. Платье сползло к ногам.
– Не надо! – Она попыталась оттолкнуть его.
Но Пантелей подхватил ее на руки, затащил в спальню, уложил на кровать.
– Откуда ты такой взялся? – Она застонала, раздвигая под его натиском ноги.
– Ты ждала, я вернулся.
– Не ждала.
– И ждала. И хотела.
– Не хотела!
– А сейчас?
Она приняла его движение, даже настроилась на предложенный ритм, но мотнула головой.
– Не хочу! Сволочь!
Сначала Марина, как бревно, плыла по течению, но затем у нее за спиной раскрылся парус. Она приняла в него ветер, подняла волну. Ее закружило, понесло, от восторга из груди вырвался крик. Потом бурное течение выбросило их в тихую гавань, и они оба поплыли медленно, спокойно, рука об руку. Пантелей понял, что именно о таком финише он мечтал весь последний год.
– Почему тебя не убили? – не открывая глаз, спросила Марина.
– Меня нельзя убить. Я заговоренный, – ответил он.
– Почему ты не потерялся?
– Потому что мы связаны с тобой невидимой нитью. Где бы ты от меня ни спряталась, я везде тебя найду.
– Я это уже поняла.
– Так что расслабься и получай удовольствие.
– Это не удовольствие. Но все равно хорошо, – сказала она и улыбнулась.
– Тебе ни с кем не будет хорошо. Только со мной. Или были эксперименты? – Он приподнялся на локте, приложил к ее щеке два пальца и заставил посмотреть на себя.
– Не было. Но это не твоя заслуга.
– А чья?
– Траур по мужу.
– Было трудно?
– Представь себе, нет.
– Это хорошо, что ты умеешь меня ждать.
– Меня сегодня ограбили.
– Да, ты говорила.
– Может, спросишь, что да как? Или ты все знаешь?
Пантелей обжал пальцами обе ее щеки.
– Не надо так говорить, – жестко сказал он, пристально глядя ей в глаза.
Марина испугалась и даже запоздало мотнула головой, освобождаясь от захвата.
– Я бы не посмел тебя ограбить. И ты не смей меня обвинять.
– Никогда так больше не делай, – сказала она, села, приложила пальцы к щекам, поморщилась.
Пантелей понимал, что сделал ей больно, но раскаяния не было. Женщина должна знать свое место. Даже если она любимая.
– Мне здесь решать, что можно делать, а что нет.
– Вообще-то это мой дом.
– Жила бы ты сейчас на Арбате со своим стариком, – заявил он.
– Не вижу ничего в этом плохого.
– Я же знаю, что ты его терпеть не могла.
– Лучше с ним, чем без него.
– Ты уже так привыкла говорить эти слова, что и сама в них поверила. У тебя перекусить есть? – спросил он, поднимаясь.
– Для тебя ничего нет.
Пантелей прошел на кухню, открыл холодильник, а там оливье в закрытой стеклянной посуде, отбивные, колбаса, сыр. И две бутылки пятизвездочного армянского коньяка. Марина, конечно же, ждала его.
– Это у тебя называется ничего?
– Это называется держи карман шире! – ответила она, прошла в ванную, минут через пять вернулась, открыла холодильник, недовольно махнула рукой и заявила: – У меня не курят.
