Ещё один мальчик 10 лет, которому мы поставили диагноз истерического невроза, после ухода отца в первые годы жизни воспитывался матерью, математиком по профессии, женщиной повышенно требовательной и принципиальной, а также бабушкой и прабабушкой, тревожными и опекающими. Летом к бабушкам добавлялись две тёти, и вместо отдыха мальчик находился в состоянии постоянного нервного напряжения. Каждый его шаг выверялся, он ничего не мог сделать сам и всегда был в сопровождении, по крайней мере, двух взрослых. Не в силах изменить отношение окружающих, он периодически в состоянии аффекта устраивал сцены самоубийства. Но то шнурок был слишком длинным, то коротким, то он не мог оттолкнуть ногами табуретку, то кто–то ему мешал «сосредоточиться», и каждый раз его «спасали» в «последний момент». На бабушек это производило необходимое воздействие, и на время ему переставали читать мораль и планировать каждый шаг. Затем бабушки снова входили в «свою колею», и спектакль под названием «Уйду я от вас» повторялся снова. Несмотря на явный демонстративный характер суицидальных попыток, нервное состояние мальчика все ухудшалось, появились тики, и мы посоветовали матери лишить его «летнего отдыха» и взять к себе. Однако с матерью ему не стало легче, он стал часто плакать и грустить. Мать не могла дать ему любви и нежности, словно забывая о существовании этих чувств, продолжая принципиально воспитывать его волю, «трезвую голову», как она сама говорила. Мальчик явно скучал по бабушкам, которыми он, хотя и тяготился, но мог как–то на них влиять в отличие от матери, не терпевшей никаких фривольностей и послаблений. Будучи не способным оказать влияния на мать, он впал в отчаяние, заявляя нам, что его никто не понимает, он одинок на этом свете. Да и с мальчиками было ему нелегко, поскольку из–за своего мягкого и обидчиво–ранимого характера он не мог постоять за себя и наладить взаимоприемлемые отношения. С одной стороны, он хотел повышенного внимания к себе, признания, а с другой стороны, ничего не мог сделать реального, чтобы упрочить свое положение. И его скорее принимали в свою сферу общения девочки, считавшие «своим», чем мальчики, одним из которых он так и не смог стать».
Но даже если женщина не перенесёт на сына свою ненависть к его отцу, то всё равно никогда не сможет создать у мальчика мужское мировоззрение, мужской паттерн поведения по одной простой причине: она ими не обладает. Нельзя передать то, чего у тебя нет. Нельзя научить тому, чего сам не умеешь. Поэтому когда разведённые или одинокие дамочки презрительно говорят, что мужчина ей и сыну не нужен, что она сама вырастит «настоящего» мужчину, то можно только пожалеть мальчишку. Действительно мужского поведения у него не будет. Получится ещё один подкаблучник с подсознательным страхом перед женщинами. Бабораб.
Вот небольшая сводка статистики, которая говорит за себя красноречивее любых объяснений.
63% подросткового суицида совершается детьми, растущими без отцов (Source: US Bureu of the census);
90% всех бездомных детей и детей, регулярно совершающих побеги из дома, — из семей без отца (Source: US Bureu of the census);
85% детей с асоциальным поведением растут в семьях без отца (Source: Centre for Disease Control);
80% изнасилований мотивированы гневом, источник которого проистекает из семей, в которых не было или нет отца (Source: US Criminal Justice and Behaviour, 1978);
71% детей, бросающих школу, растут в семьях без отца (Source: National Principles Association Report on the State of High Schools);
70% детей, попадающих в государственные специализированные учреждения, выросли в семьях без отцов (Source: US Dept of Justice Special Report, 1988);
85% всех подростков, находящихся в тюрьмах, росли в семьях без отцов (Source: Texas Dept of Corrections, 1992).
Мальчики и мужчины–выходцы из семей без отца (по сравнению с мальчиками из полных семей):
в 35 раз чаще сбегают из дома; в 5 раз чаще кончают жизнь самоубийством; в 20 раз чаще имеют проблемы с поведением; в 14 раз чаще совершают изнасилование; в 5 раз чаще покидают школу, не доучившись; в 10 раз чаще становятся наркоманами;
в 9 раз чаще заканчивают жизнь в нищете; в 15 раз чаще заканчивают свои дни в тюрьме. Феминистки утверждают, что мужское воспитание прививает агрессию. Однако мы видим, что всё как раз наоборот. Именно женское воспитание прививает мальчикам агрессию. Мужчины, воспитанные отцом (или хотя бы в полной семье) в 14–20 раз (!!!) реже совершают изнасилования или другие преступления. Феминистка, знай: насильник — это плод твоего, женского воспитания. Ты сделала мужчину насильником, лишив его в детстве отца.
Особенно страшно, если мать нарочно формирует у ребёнка негативное представление об отце, чтобы мальчик даже не пытался наладить с ним контакт. А в случае определения места жительства и психологической экспертизы выказывал неприязнь к отцу, страх перед ним. Тогда судья никогда не отдаст ребёнка мужчине, даже если у него объективно лучше условия для мальчика. А может, даже лишит родительских прав. Так женщины очень часто мстят своим бывшим мужьям через ребёнка. С учётом того, что около 60% матерей после развода препятствуют общению отца и сына, можно предположить, что и количество «мстительниц» близко к этому значению. А это около сотни–двух сотен тысяч новых жертв каждый год.
«Я родился в 1996, а в 2000 родители развелись. Когда я спрашивал, где папа, мать говорила, что они — то есть я и она — убежали от него, поскольку он хочет нас убить. Много раз я видел его под нашим окном с игрушкой и улыбкой на лице и не понимал, зачем ему нас убивать, ведь он меня даже не бил никогда. Даже по заднице ладонью или ремнём. Но мать, заметив его, бросалась к окну и оттаскивала меня в глубину комнаты. Я плакал, а она говорила, что он пришёл, чтобы забрать меня и убить. Что он игрушкой хочет меня привлечь к себе, а под пальто у него топор. Я плакал ещё сильнее и прятался. А она задёргивала шторы. Чтобы не забрался в окно, говорила она. Однажды, когда я ходил в первый класс, он встретил нас с матерью: мы были на одной стороне дороги, а он на другой. Я увидел, что он сквозь вереницы машин бросился к нам. Я был настолько напуган, я так явно представлял топор у него под одеждой, что вырвался из руки матери и побежал. Тут она его тоже заметила и стала на него кричать, прогонять: «Ты посмотри, как тебя ребёнок боится! Уходи и не подходи к нам!». Он тоже начал что–то громко говорить, но я не расслышал — я со всех ног бежал прочь. Лет пять он постоянно был рядом с нами, я много раз видел его, но ни разу мать не позволила ему подойти ко мне. Тогда я верил, что она защищает меня.
Теперь я ненавижу мать и не знаю, что стало с отцом. Я не могу его найти, хотя искал через связи в милиции. Может быть, он умер, так ни разу не увидев меня больше. А может просто отчаялся искать встречи с нами».
(Литературная обработка А. Б.)
Приходящий дядя, сосед или «папа по выходным» в воспитании мальчика тоже не помогут. Во–первых, пример мужского поведения должен быть не эпизодическим, не раз в месяц на прогулке, а постоянно, круглые сутки. Во–вторых, внешний мужчина не имеет власти в семье. Поэтому он также неспособен вырастить из мальчика вожака, главу семьи. Всё, что скажет приходящий дядя, будет лишь теорией, а на практике мальчик будет круглосуточно лицезреть доминирующую бабу с неуживчивым характером. Самое большое, что сможет сделать внешний мужчина, это научить походной жизни или защищаться от хулиганов. И то если мать позволит: драться и ночевать в лесу «плохо». Такие навыки, конечно, полезны, но это лишь микроскопическая часть мужского воспитания — и далеко не самая главная. Уметь драться и быть высокоранговым — далеко не одно и то же.
