НЕВИННАЯ ДЕВА
Мамина дочка
Персефона и Деметра представляют обычный сценарий отношений матери и дочери, где несамостоятельная дочь слишком зависима от мнения и решений матери. Она старается быть «хорошей девочкой» — достаточно послушной, уступчивой и осторожной. Мать надежно защищает ее от опыта, который несет хотя бы частицу риска. В то же время и дочь до поры до времени не особенно стремится к приключениям.
Нередко случается, что мать желает своей дочери-Персефоне того, чего не имела или не смогла достичь сама. Она гордится длинными кудрявыми волосиками своего ребенка, шьет девочке прекраснейшие карнавальные костюмы, превращая свою дочь в маленькую фею, таскает ее по музыкальным и художественным школам или записывает в студию бального танца. Она хочет, что-бы дочь прожила жизнь, не доставшуюся ей самой, а сама она попробует пожить этой «красивой жизнью» опосредованно. Также мать веско предупреждает девочку о неприятностях, связанных с появлением мужчины («похитителя-Гадеса»). В свою очередь, для дочери отношения с мужчиной могут стать удобным способом отделиться от доминирующей матери.
Естественность и игривость
Кора как отражение Божественного Ребенка в женщине — это спонтанная, игривая и непосредственная часть души. Это способность быть естественной и милой, видеть красоту и привлекательность окружающего мира, радоваться жизни такой, какая она есть.
Мы видим эти качества в привлекательных юных героинях литературы XIX века. Незамужние девушки русских классиков — идеальные модели для образа Коры. Живость и очарование девушки противопоставляется чопорности старых дев или неестественности светских дам. В «Барышне-крестьянке» А.С. Пушкин подчеркивает непосредственность главной героини, Лизы, во-первых, сопоставлением со старой девой — гувернанткой (и даже нарочитым пародированием ее роли!):
«Ее резвость и поминутные проказы восхищали отца и приводили в отчаянье ее мадам мисс Жаксон, сорокалетнюю чопорную девицу, которая белилась и сурьмила себе брови, два раза в год перечитывала “Памелу”, получала за то две тысячи рублей и умирала со скуки в этой варварской России»,
— а во-вторых — возможностью принять более естественную роль (крестьянской девушки), не обусловленную светскими правилами. Не случайно в образе крестьянки Лиза появляется рано утром:
«Заря сияла на востоке, и золотые ряды облаков, казалось, ожидали солнца, как царедворцы ожидают государя; ясное небо, утренняя свежесть, роса, ветерок и пение птичек наполняли сердце Лизы младенческой веселостию; боясь какой-нибудь знакомой встречи, она, казалось, не шла, а летела... Мало-помалу предалась она сладкой мечтательности. Она думала... но можно ли с точностию определить, о чем думает семнадцатилетняя барышня, одна, в роще, в шестом часу весеннего утра?»
И, конечно, этот образ в большой степени отвечает сценарию Коры — Персефоны. У Лизы есть тайна (она — барышня, играющая в крестьянку; она — крестьянка, на самом деле являющаяся дворянкой), это же ее мечта и фантазия, ее двойственность и загадка. Это то, что чувствуется в Коре, даже самой неискушенной ипостаси богини, будущей таинственной владычицы Подземного мира.
Юная девушка
Образу Коры в реальной жизни соответствует некая универсальная «обычная девушка». Это то, какими все женщины были от четырнадцати до двадцати с чем-то лет. В это время — и при благоприятных обстоятельствах — можно не вполне представлять, чем являешься на самом деле, и не вполне понимать, чего же на самом деле хочется. Это период проб, успехов и ошибок, фантазий и иллюзий. Но если есть свобода и время, попробовать можно многое. При этом достаточно большое значение имеет окружение — папа с мамой, подружки или первый бой-френд. В целом, большинство молодых девушек бывают «Корами» до замужества или до начала карьеры.
Из вновь и вдруг полюбившегося А.С. Пушкина, той же «Барышни-крестьянки», приведу характерное и узнаваемое (несмотря на прошедшие почти двести лет) описание:
«Те из моих читателей, которые не живали в деревнях, не могут себе вообразить, что за прелесть эти уездные барышни! Воспитанные на чистом воздухе, в тени своих садовых яблонь, они знание света и жизни почерпают из книжек. Уединение, свобода и чтение рано в них развивают чувства и страсти, неизвестные рассеянным нашим красавицам. Для барышни звон колокольчика есть уже приключение, поездка в ближний город полагается эпохою в жизни, и посещение гостя оставляет долгое, иногда и вечное воспоминание».
Конечно, речь идет не столько о дворянско-деревенском воспитании девушки, сколько о некоторой свободе и естественности нравов в семье или обществе, которые позволяют расти непосредственным Корам, не стесненным условностями этикета, жесткими правилами или, тем более, жестокими наказаниями. Последние способствуют выражению других архетипов (или переходу от Коры к Жертве).
Впрочем, есть женщины, которые предпочитают оставаться «девочками» большую часть своей жизни. Что бы они ни делали, все кажется «понарошку». Они могут вечно сомневаться в правильности своих решений, ждут «подсказок от старших» и живут в ожидании чуда, которое внезапно обрушится на них и изменит их жизнь. Вспомним тут Анну Адамовну («Ах... я такая внезапная, такая противоречивая...») из кинофильма «Покровские ворота». В наши дни у женщин больше возможностей оставаться «Корами» в течение всей жизни... но ведь это совершенно неинтересно!
Компания подружек
Самый частый образ, ассоциирующийся со временем беззаботного девичества, — это собирание цветов в кругу подружек. (Собственно, именно за этим занятием Аид и похитил Кору.) Кору всегда окружают девочки-подружки. В реальной жизни именно архетип Коры дает возможность играть и баловаться, восхищаться в кругу сверстниц «чем-то миленьким»
[60], обожать какого-то недоступного мужчину (учителя или певца). При этом еще нет конкуренции между подругами (она появится вместе с Афродитой или Герой), нет ощущения различия в статусе или значимости, несмотря на возможное существование лидеров и ведомых.
Подружки доподросткового возраста ссорятся и мирятся, делятся страшными тайнами (например, о том, чем занимаются иногда мужчина с женщиной: «Но ведь не может быть, чтобы мои папа с мамой делали "это"!»), клянутся ужасными клятвами и устраивают маленькие заговоры. Они способны моментально перезнакомиться со всеми на детской площадке или в классе, а с кем-то тут же подружиться. В моей жизни последний раз такое происходило на первом курсе института. Я чувствовала себя почти как в детском саду, оценивая будущих подружек. И потом мы об этом вспоминали и делились первыми впечатлениями друг о друге
[61].
