Проблему подобных дезинтегрирующих элементов можно видеть в приводимых ниже примерах.
Джереми, восьми лет, здоров и силен, но не может уснуть, если не держится за ухо матери. Семья благополучная. Родители очень хотят сохранить благополучие в семье и обратились к нам за решением проблемы.
В этом случае я передал все полномочия психиатру социальной службы, и именно так я использую этих специалистов: временно полностью передаю им проблему, подкрепляя их действия профессионально, не требуя от них письменных отчетов; они только должны время от времени докладывать мне, встречаются ли затруднения или дело успешно завершается.
В данном случае психиатр социальной службы смог справиться с материнским непониманием своей роли в появлении и укоренении симптома у мальчика. Здоровый мальчик оказался во власти тревоги из-за депрессии матери. Он был единственным ребенком и оказался не в состоянии освободиться от материнской потребности в нем. В настоящее время мальчик смог пойти в школу, которая ему очень нравится, хотя он по-прежнему беспокоится о матери, которой его не хватает. Однако мать справляется со своей потерей, и я думаю, что она стала ближе к мужу, чего не было со времени рождения ребенка. Таким образом, разрешается эта проблема.
Социальная работа в данном случае заключалась в понимании проблемы психиатром социальной службы, в обсуждении этой проблемы с матерью, а также в том, что случай оставался в его поле зрения на протяжении значительного периода. Родители попросили разрешить эту проблему и верили в меня, в «социального психиатра» и в клинику. Я хочу подчеркнуть, что проблема была разрешена совместно с родителями. Если бы мы потеряли их доверие, они не смогли бы содействовать силам помощи, которые были представлены психиатром социальной службы и мной — на заднем плане.
Думаю, все случаи можно разделить на три группы:
1) интегрированные изнутри;
2) дезинтегрирующие элементы;
3) характеризующиеся «срывом окружения», ставшим уже фактом.
В первой группе случаев проделанная работа подразумевает то, что делают или могут сделать родители. Во второй необходима социальная работа, чтобы развить динамику, противостоящую дезинтегрирующим силам. В третьей работник, занятый изучением окружающей обстановки, организует и реорганизует эту обстановку. Очевидно, наиболее серьезные проблемы представляет вторая группа, и мы часто терпим неудачу, потому что не имеем права радикально вмешаться.
Вот типичный случай, который можно привести в качестве иллюстрации.
Мать привела на прием Джеймса, восьми лет, потому что у него недержание мочи, потому что он не учится и не хочет учиться и потому что замыкается, избегая новых ситуаций и новых людей, уходит от реальности. Мать говорит, что у мальчика очень строгий отец и что настроение отца вызывает напряжение в семье. К тому же отец обычно принимает сторону сына против матери, когда бы та ни пыталась проявлять твердость. Когда я занялся этим случаем детально, то обнаружил, что ситуация улучшается. Отец ушел из семьи и теперь занят созданием новой семьи; мать получила возможность настойчивей связывать мальчика с реальностью; а сам мальчик стал видеть в родственниках-мужчинах как бы замену отца. Ему явно нравится, когда эти мужчины поддерживают его мать, а не его против матери. Ему эти мужчины нравятся. И он, в общем, гораздо более счастлив и спокоен; таким он давно не был. А его симптомы при этом проявляются все слабее.
В этом случае я решил не встречаться с мальчиком. Мать как будто испытала большое облегчение, когда я сумел показать ей, что теперь она держит ситуацию в руках; при этом мальчик оправляется от самых тяжелых последствий отношения отца и у него оказалось для этого достаточно здоровья. Вмешавшись, я лишил бы мать удовлетворения, на которое она имеет право благодаря своей возможности помочь сыну. С другой стороны, я все время нахожусь на втором плане и способен сразу вмешаться, если меня об этом попросят, потому что уже тщательно изучил историю случая и у меня сложилось собственное мнение относительно его динамики. Если бы я непосредственно занялся этим случаем, если бы провел интервью с мальчиком, то либо потерпел бы неудачу, либо превратился бы в некую малоудачную замену отца. В последнем случае я мог бы продолжать действовать в роли такого заменителя, пока от меня не отказались бы; иначе я причинял бы только вред.
Теперь рассмотрим случай Энтони.
Этого мальчика я впервые увидел в своей клинике, когда ему было восемь лет. Теперь он мужчина; иными словами, он где-то в мире, и я не знаю, где именно. Не знаю, успешно ли завершилась эта долгая история, которая потребовала всех ресурсов клиники. В сущности, в жизни этого мальчика не было ничего постоянного, кроме наличия моей клиники. В ходе этого долгого испытания несколько раз сменился весь персонал моей клиники, за исключением меня. На протяжении многих лет только наше отделение продолжало интегрировать окружающую мальчика обстановку; ничего другого позитивного и постоянного в его жизни не было.
Мать забрала мальчика у отца, когда сын был совсем маленьким, но вскоре начала жить собственной жизнью и в возрасте трех или четырех лет вернула мальчика отцу. Отец был очень нестабильный человек с маниакально-депрессивным характером и раздражительным отношением к окружающим. К тому времени как я занялся этим случаем, он женился вторично, у него родилась дочь, и Энтони воспитывали отец и мачеха. Мачеха во всем поддерживала отца и, казалось, все время идентифицировалась с его точкой зрения, с его парадоксальной смесью антагонизма к обществу и требований, чтобы то же самое общество давало образование мальчику, в котором явно таился ум. Коэффициент интеллекта у него оказался необычно высоким, что мы установили позже, когда подвергли его тестированию.
Возможно, главная трудность данного случая заключалась в том, чтобы не позволить раздражению, вызываемому родителями (точнее сказать, отцом мальчика), вмешаться в положительное, отношение к мальчику. Мальчик не очень располагал к себе. Помимо косоглазия, он постоянно выглядел несчастным, и казалось, в нем вообще ничего хорошего нет. Именно социальный работник, проводивший психотерапию, первым показал мне, что на самом деле мальчик хороший, когда имеешь дело с ним индивидуально и когда у него появляется возможность проявить себя. У него оказалась стойкая тяга к воровству и лжи, а однажды ко мне обратились сестры, ужаснувшиеся, увидев, как он играет со своими экскрементами. Мачеха оказалась не в состоянии держать его в одной квартире со своей дочерью; положение усугублялось тем, что родители не стали снимать большую квартиру, хотя имели для этого все возможности, так что для мальчика никогда не находилось места, а укладывать спать его в одной комнате со сводной сестрой было невозможно.
Родители непрестанно жаловались нам и всем, кому могли, на свою ситуацию. Они хотели, чтобы мальчик учился в известной школе, и чтобы его готовили к этому, однако отказывались платить за обучение. Отец не переставал винить меня за то, что я направил мальчика в школу для плохо приспособленных к жизни детей. Однако для того, чтобы не отправлять его туда, нужно было найти кого-то, кто мог бы подолгу выдерживать отталкивающие особенности его навязчивости. Пришлось сменить много школ, но клиника продолжала постоянно контактировать с ним и с теми людьми, кто о нем заботился. На протяжении всего школьного периода за обучение и содержание мальчика платил Совет Лондонского графства, в результате Энтони получил очень хорошее образование. Но даже Совету не удавалось получать помощь от всех учреждений, и из клиники приходилось писать письма, убеждая, что мальчику нельзя отказывать в помощи, потому что его отец больной и очень раздражительный человек. Со временем мачеха от отца ушла, стала совсем другим человеком и смогла проявить гораздо более объективное, чем раньше, отношение к ситуации отца и к тому невыносимому положению, в котором оказывался мальчик.
