По этой причине мы с подозрением относимся к терминам типа «мировое гражданство». Наверно, лишь немногие подлинно великие и очень пожилые мужчины и женщины так далеко заходят в своем развитии, что имеют право на мышление в подобных широких терминах.
Если бы весь мир был нашим обществом, тогда он должен был бы временами впадать в депрессию (как неизбежно время от времени впадает личность) и обладать способностью признавать существенный конфликт внутри себя. Концепция глобального общества влечет за собой идею самоубийства мира, а также идею о всемирном счастье. По этой причине мы считаем воинственных защитников мирового государства индивидами, которые находятся в одном из крайних положений маниакально-депрессивного психоза.
Обучение демократии
Существующие демократические тенденции можно укрепить, изучая психологию социальной и индивидуальной зрелости. Результаты такого изучения должны быть изложены на общедоступном языке всем существующим демократиям и всем здоровым индивидам, так, чтобы они могли разумно осознать себя. Иначе они не будут знать, на что нападать и что защищать, и не смогут распознать угрозу для демократии, когда угроза возникает. «Цена свободы — вечная бдительность»
[15], но чья бдительность? Бдительность двух или трех из 100—(X+Y+Z) процентов зрелых индивидов. Остальные просто обычные хорошие родители, они растят и воспитывают своих детей, помогая этим детям тоже стать взрослыми.
Демократия на войне
Можно задать вопрос, существует ли вообще демократия на войне? Ответ, несомненно, не может быть простым «да». Существуют причины, по которым в военное время на демократию накладываются временные ограничения.
Очевидно, что зрелые здоровые индивиды, которые коллективно и создают демократию, должны быть способны воевать: 1) чтобы сохранить пространство для роста и развития; 2) чтобы защищать ценности, которыми уже обладают; и 3) чтобы отражать антидемократические тенденции, пока существуют люди, способные с помощью войн навязывать эти тенденции.
Тем не менее положение редко бывает таким простым. Согласно описанному выше, общество никогда не состоит на сто процентов из здоровых зрелых индивидов.
Как только становится очевидным приближение войны, происходит перегруппировка, так что на войне сражаются отнюдь не здоровые личности. Рассмотрим следующие четыре группы:
а) многие антисоциальные элементы, а также умеренные параноики чувствуют себя лучше на настоящей войне и приветствуют реальную угрозу. Участвуя в боевых действиях, они обретают прообщественную тенденцию;
б) многие промежуточные элементы кончают со своим промежуточным состоянием, возможно, используя для роста мрачную реальность войны; в противном случае они не достигли бы зрелости;
в) некоторые из скрытых антисоциалов находят возможность удовлетворить свое стремление командовать на различных ключевых постах, которые создает война;
г) зрелые здоровые индивиды необязательно проявляют себя так ярко, как остальные. Они не так уверены, что враг ужасен. У них есть сомнения. К тому же они больше включены в мировую культуру, у них больше симпатий и дружеских связей в мире и им нелегко бывает поверить, что война необходима. По сравнению с почти параноиками они не спешат браться за оружие и нажимать на курок. В сущности, они опаздывают на идущий на войну автобус, но если уж попадают в него, именно они становятся наиболее надежными воинами, способными лучше других приспособиться к лишениям войны.
Больше того, некоторые здоровые индивиды во время войны становятся антисоциалами (сознательная оппозиция) — не из трусости, а из-за искренних личных сомнений, точно так же, как антисоциалы мирного времени становятся храбрыми воинами на войне.
По этим и другим причинам, когда демократическое общество воюет, воюет вся группа и невозможно было бы найти формирование, состоящее только из членов общины, в мирное время предоставляющих врожденный демократический фактор.
Может быть, лучше было бы сказать: когда война врывается в демократию, демократия кончается, и тем, кому нравится этот образ жизни, придется все начинать заново и после окончания внешнего конфликта бороться за установление внутри группы механизмов демократии.
Это очень обширная тема, и она требует внимания со стороны людей с широкими взглядами.
Резюме
1. Использование слова «демократия» можно изучать с точки зрения психологии с привлечением концепции зрелости.
2. Ни демократию, ни зрелость обществу навязать невозможно.
3. Демократия есть достижение определенного общества в определенное время.
4. Врожденный демократический фактор в общине порождается в обычных хороших семьях.
5. Излишняя активность по укреплению демократических тенденций негативна: нужно избегать вмешательства в обычные хорошие семьи. Добавочную помощь дает изучение психологии и соответствующее образование.
6. Особое значение имеет преданность обычной хорошей матери младенцу, именно на такой преданности основана способность индивида со временем достичь эмоциональной зрелости. Вмешательство в эту интимную сферу неизбежно и резко ослабляет демократический потенциал общества, а также обедняет его культуру.
Мать и Дитя
Руководство по начальным взаимоотношениям
Предисловие
Вы испытаете облегчение, узнав, что я не собираюсь учить вас, что нужно делать. Я мужчина и, в сущности, никогда не смогу понять, каково видеть рядом с тобой лежащего в колыбели закутанного младенца — живое независимое существо и в то же время высоко зависимое, постепенно становящееся личностью. Только женщина может испытать такое и, вероятно, только женщина способна испытать это в воображении, если по какому-то несчастному стечению обстоятельств у нее нет такого реального опыта.
Что же я предлагаю, если не собираюсь давать указания и инструкции? Ко мне часто матери приносят детей. Ребенок подпрыгивает у матери на коленях, тянется к предметам на моем столе, спускается на пол и ползает по кабинету; он карабкается на стулья и сбрасывает книги с полок; или же цепляется за мать в ужасе перед одетым в белое врачом, который, конечно, чудовище, пожирающее детей, даже если они хорошие, и который проделывает с детьми разные ужасные вещи.
Старшие дети рисуют за отдельным столом, пока мы с матерью разбираем историю развития ребенка и пытаемся понять, с чего все пошло не так. Малыш слушает краем уха, чтобы быть уверенным, что ему ничего не грозит, и в то же самое время общается со мной без слов — с помощью рисунков, которые я время от времени просматриваю.
Если мне трудно общаться с вами, то что должны были испытать вы, общаясь с ребенком в возрасте в несколько недель? Если вы об этом задумаетесь, то постарайтесь вспомнить, в каком возрасте ваш младенец, как вам показалось, заметил вас как личность и что заставило вас почувствовать уверенность в том, что в этот волнующий момент общаются друг с другом два человека. Это происходит не при разговорах с младенцем. Да и на каком языке с ним говорить? Нет, вы заняты заботой об организме ребенка, и вам это нравится. Вы знаете, как брать ребенка на руки, как укладывать его, как оставлять одного, чтобы вас заменила колыбель; вы научились укутывать ребенка так, чтобы ему было удобно и чтобы одежда сохраняла естественное тепло. Вы знали все это еще маленькой девочкой, когда играли в куклы. А потом наступило время, когда у вас появился свой настоящий младенец: вы его кормите, купаете, меняете ему пеленки, качаете. Иногда его моча стекает по вашему переднику или ваша одежда промокает насквозь, но вы не возражаете. На самом деле именно такие вещи дают вам ощутить себя женщиной и обычной преданной матерью.
