Таким образом, в случаях отсутствия затруднений не требуется особого напряжения или усиления побуждений, следовательно, нет оснований говорить о том, что волевое усилие участвует в инициации волевого действия.
Даже случаи с борьбой мотивов не очень убеждают в том, что принятие решения происходит с участием волевого усилия, проявляющегося в мышечном напряжении. Хотя К. К. Платонов и писал о наличии внутреннего сопротивления, противодействия, для его преодоления человеку скорее нужны разумные доводы, а не волевое напряжение. Не принимаем ли мы подчас за волевое усилие победу разума над побуждением, желанием, чувством?
Таким образом, есть основания выделять в качестве пускового механизма («толчка») реального действия, движения именно волевой импульс, а не волевое усилие. В связи с этим трудно согласиться с мнением о том, что «волевое усилие пронизывает все звенья волевого акта, начиная от осознания цели и заканчивая исполнением решения» [Общая психология. 1997, с. 345]. Очевидно, что функции волевого импульса и волевого усилия разные. Волевой импульс сопутствует началу всякого произвольного действия : умственного — импульс к началу продумывания задачи, сенсорного — к началу рассматривания объекта, двигательного — к началу движения и т. п. Волевой импульс способствует также переходу от одной операции к другой, если действие не автоматизировано и не образовался динамический стереотип по И. П. Павлову, когда окончание одной операции служит сигналом для начала последующей, и, следовательно, давать себе команды вроде бы и не требуется (хотя и это спорно).
Сказанное подводит нас к вопросу: правильно ли связывать начало всякого волевого акта (его инициацию), в том числе и принятие решения, с волевым усилием? Волевое усилие характеризуется волевым напряжением, следовательно, при начале любого волевого (произвольного) действия мы должны были бы ощущать, переживать это напряжение. В действительности же этого нет: для того, чтобы шевельнуть пальцем, надо не напрячься, а захотеть это сделать и дать себе команду, т. е. послать мышцам волевой (от разума) импульс.
Идея о запуске произвольных действий с помощью волевого импульса, а не только и не столько с помощью волевого усилия проглядывает в высказываниях многих авторов.
В одной из своих работ В. И. Селиванов [1975] также использовал понятие «волевой импульс», незаметно подменившее у него понятие «волевое усилие», о котором до этого шла речь. Думается, что такая подмена произошла у В. И. Селиванова хотя и непреднамеренно, но и не случайно. Так, он писал о двух видах волевой регуляции, которые, в общем виде, можно обозначить как пусковую и мобилизационную: «Очевидно, надо различать два вида волевой регуляции: 1) пусковую, связанную с постановкой цели, решением и началом действия; 2) исполнительскую, когда требуется затрата волевых усилий на то, чтобы в нужный момент действие усилить или ослабить, ускорить или замедлить, проконтролировать результат, исправить ошибки и остановить действие» [там же, с. 23]. В этом высказывании речь еще не идет о разных видах волевых усилий, но обращает на себя внимание то, что пусковую регуляцию автор не связывал с волевым усилием. В. И. Селиванов писал также, что сознательный сигнал-стимул включает активность человека и что пусковая волевая регуляция нередко осуществляется по принципу «рубильника». Примечательна и мысль В. И. Селиванова, что волевой импульс имеет все признаки внутреннего сознательного стимула.
Далее В. И. Селиванов отмечал: «В случае конфликта между мотивами одинаковой силы исход борьбы определяется волевым импульсом, который имеет все признаки стимула и… рефлекторно [курсив мой. — Е. И. ] усиливает один из альтернативных мотивов» [там же, с. 24].
О таком же различении двух видов волевой регуляции свидетельствуют взгляды В. И. Селиванова на усилия, используемые человеком в процессе психической регуляции. Автор отделял непреднамеренные усилия от преднамеренных, т. е. волевых усилий. Непреднамеренные усилия, считал В. И. Селиванов, бывают двух видов: первичные, бессознательные, и вторичные, привычные. Первичные усилия, являясь онтогенетически исходными, включаются в качестве компонента в систему психической регуляции человека уже в первые годы жизни. Каждый раз при встрече с препятствиями ребенок неосознанно мобилизуется, чтобы преодолеть препятствие и достигнуть цели, пока еще мало осознанной или неосознанной совсем (в случае с инстинктивными актами). В процессе формирования предметной деятельности происходит осознавание целей и трудностей их достижения и вместе с этим осознавание усилий, переход их в преднамеренные, волевые. Зарождается механизм, позволяющий осуществлять сознательную регуляцию поведения и деятельности.
Когда действия повторяются и переходят в привычные, отдельные операции этих действий автоматизируются. Вместе с автоматизацией, считал В. И. Селиванов, осуществляется переход волевых, преднамеренных усилий в непреднамеренные, но уже вторичные по происхождению, поскольку они зародились в структуре предметного действия в условиях научения. Для запуска привычного действия человеку достаточно одного сознательно-волевого импульса небольшой силы, выраженного, например, мелькнувшим в голове словом «надо», а для осуществления операции не требуется и этого; здесь распределение нужной энергии закреплено уже в стереотипе действия. Но если при выполнении привычного действия возникает непредвиденная трудность, то сразу же осуществляется переход операционного привычного усилия в актуализированное волевое.
Близкие к этим представления о трансформации волевого усилия имелись и у А. И. Высоцкого [1982]. Он писал, что со временем процесс преодоления различных трудностей обобщается и самостимуляция принимает более свернутую форму, а это позволяет значительно легче мобилизовать волевые качества. При большом опыте самостимуляция необходима только для запуска деятельности и для периодической ее коррекции. В результате она становится главным компонентом в психологической структуре волевой активности человека.
О двух видах волевых усилий пишет В. К. Калин. Он считает, что «волевое усилие является механизмом волевой регуляции, работающим на “стыке” двух “этажей” формообразующих процессов деятельности. На первом этаже оно представлено своей исходной (первичной) формой — преднамеренным усилием, задающим режим реализации предметного действия (формообразующая часть реализации программы действия)… При недостаточной эффективности предметного действия, приводящей к активизации рефлексивных процессов, это усилие, оказавшись предметом рефлексии, становится собственно волевым усилием, механизмом точной сознательной саморегуляции режима активности субъекта деятельности. Таким образом, рефлексия является не только атрибутом, но и признаком волевого усилия как формообразующего механизма» [1983, с. 169].
В этом высказывании обращает на себя внимание разведение двух видов усилия: преднамеренного, которое, как можно понять из высказывания, выполняет роль импульса, запускающего программу действия (очевидно, это то, что я называю волевым импульсом), и собственно волевого усилия, связанного с преодолением затруднений. Недостаточная эффективность выполняемого действия приводит к тому, что человек начинает обращать внимание на прилагаемое им усилие, следовательно, начинает его регулировать. Очевидно также, что преднамеренное усилие имеет место всегда и проявляется раньше, чем собственно волевое усилие (если таковое потребуется). Это тоже дает основание рассматривать преднамеренное усилие не как волевое усилие, а как волевой импульс, запускающий произвольное предметное действие.
