«Она могла меня убить», — думал Штраус, лежа на земле и
слизывая кровь с верхней губы.
— Она тебя и убила, — прошелестел у него в голове знакомый
голос, — Тебя нет, ты тень.
— Кто ты?
Впервые он решился вступить в диалог со странной, неведомой
силой, которая не дала ему вовремя выстрелить сейчас и тогда, на площади, в
инвалида; которая заставила его понять незнакомый язык и услышать русского
летчика.
— Кто ты, черт тебя подери!
Он выкрикнул это уже в полный голос. Но никакого ответа не
получил.
Вокруг был гвалт, стрельба не смолкала. Девушка успела
уложить троих офицеров и пятерых солдат. Как выяснилось позже, каждый ее
выстрел оказался смертельным. Со всех сторон бежали эсэсовцы, кричали, строчили
по колонне из автоматов. Следовало встать. Травма носа могла оказаться
серьезной. Кровь все не останавливалась. Правая рука затекла и пульсировала.
«Я не мог выстрелить потому, что пистолет заклинило. И
тогда, и сейчас, просто заклинило пистолет. Что касается летчика, это была
слуховая галлюцинация. Я не спал двое суток, очень много работал. Сейчас я упал
на свою руку, и она затекла. Я правильно сделал, что сразу упал, иначе первый
ее выстрел убил бы меня. А так я жив. Я буду жить вечно. В природе нет такой
силы, которая могла бы остановить меня даже на мгновение».
Штраус очень медленно, осторожно поднял голову. Огляделся.
Убедился, что можно встать. Покачиваясь, прижимая к разбитому носу платок,
побрел к больничному корпусу. Навстречу ему мчались его помощники, медсестры,
фельдшеры.
— Доктор, с вами все в порядке?
— Господин группенфюрер, у вас лицо в крови. Вы ранены? Вы
можете идти?
В своем кабинете он осмотрел ушиб перед зеркалом, осторожно
прощупал кость. Перелома не было. Пострадал хрящ и мягкие ткани. Нос сильно
кровоточил. Главное, чтобы не попала инфекция. Он хотел сделать все сам:
промыть ссадину, остановить кровь, наложить повязку, но правая рука все еще не
слушалась. Пришлось доверить свой нос одному из ассистентов, доктору Гансу
Хартману.
— Как такое могло произойти, как?! — возмущался Ганс. — Я
всегда говорил, нельзя расслабляться. С этими тварями расслабляться нельзя!
Штраус молчал и пытался снять с пальца перстень. Но не мог.
Металл как будто врос в кожу. Свет лампы невыносимо резал глаза. В ушах
звенело.
Зазвонил телефон. Василиса вздрогнула так сильно, что
стукнулась коленкой об угол соседнего стула. Дед взял трубку.
— Да, это я. Какой, вы сказали, журнал? О, знаю, конечно!
Да, спасибо, очень приятно. Я готов. Сегодня? Но я… у меня внучка больна, я не
могу ее оставить. А, да, тогда разумеется… Я целый день дома, приезжайте, когда
вам удобно. Как — с фотографом? Ну хорошо, хорошо.
Он продиктовал адрес, положил трубку и посмотрел на
Василису. Глаза его сияли, щеки порозовели, на губах дрожала счастливая улыбка.
— Васюша! Ты не поверишь! Мне только что звонила
журналистка. Ой, уже забыл, как называется журнал, но ты наверняка знаешь.
Такой модный, толстый, глянцевый. Она хочет взять у меня большое интервью, на
целый разворот. Она приедет сегодня к двум, с фотографом. Мне надо побриться,
причесаться. Ты мне посоветуешь, в чем лучше сниматься. Я тебе сейчас покажу, у
меня есть такая модная голубая рубашка с погончиками.
Василиса кивнула, улыбнулась. Дед шагнул к ней, чтобы помочь
подняться, и вдруг испуганно произнес:
— Ой, Васюша, у тебя кровь из носа!
Василиса поднесла руку к лицу и увидела, как красная капелька
упала на бинт.
Глава 25
Рейча увезли на обследование. Опасности для жизни больше не
было, но могла потребоваться операция.
— Вы уверены, что он не умрет? — тревожно спросил Макмерфи
по телефону, когда Григорьев позвонил и рассказал ему, что случилось.
— В следующий раз я соединю вас с его лечащим врачом, —
пообещал Андрей Евгеньевич.
Он говорил с ним из машины Кумарина, по мобильному. Всеволод
Сергеевич сидел рядом, и казалось, его правое ухо выросло в два раза, он почти
прильнул к Григорьеву, так хотелось ему услышать разговор полностью.
— Сейчас не время для шуток! — обиженно буркнул Макмерфи. —
Куда делся его приятель Рики? Почему вы, а не он сопровождали Рейча в больницу?
— Он в Ницце, в злачном районе. Что он там делает и с кем
встречается, будет известно только вечером. Вы перевели деньги на счет
агентства? — спросил Григорьев.
— Очень большая сумма. Я должен как-то обосновать для
руководства такие расходы.
Григорьев еле сдержался, чтобы не выругаться в трубку,
грязно, громко, по-русски. А тут еще Кумарин рядом, с его огромным ухом и
хитрой злорадной улыбочкой.
— То есть вы еще ни гроша им не заплатили? — уточнил
Григорьев сквозь зубы.
— Мне стыдно за вас, Билли! — прошептал Кумарин, подмигнул и
захихикал.
— Я сегодня переведу им полторы тысячи со своего личного
счета, — мрачно пообещал Макмерфи.
«Что же ты так подставился, дурень? — думал Григорьев. —
Паника и карьерные амбиции — это серьезно, однако голову надо все равно иметь
на плечах. К руководству с этими расходами ты, конечно, не сунешься. Ты
поскрипишь зубами и заплатишь сам всю сумму, причем так, чтобы об этом никто из
твоих коллег не узнал. Теперь у тебя нет выбора. Ты стал одиночкой. Это не твоя
стихия, Билли. Тебе неуютно, ты паникуешь и делаешь глупости. У каждого
человека, даже если он привык командовать сотнями, тысячами людей, рано или
поздно наступает в жизни момент, когда он должен стать одиночкой и может
рассчитывать только на себя».
Билли почти потерял рассудок, загоревшись идеей сделать
козлом отпущения старика Рейча, ободрать его, изжарить и преподнести сенатской
комиссии и своим обиженным коллегам на блюде, с букетом петрушки в носу и
ленточками на рогах, а шкуру бросить на пол у себя в прихожей. Григорьев
пытался убедить своего шефа, что это плохая идея, но в ответ слышал только все
новые способы, как через Рики связать Рейча с террористами.
— Этот Рики шляется по всяким дискотекам, клубам, арабским
кофейням, курит травку, — возбужденно рассуждал Макмерфи, — кто бывает в таких
заведениях, какие там штуки находят при полицейских облавах, всем известно! К
тому же магазин Рейча имеет определенную нацистскую направленность, как и его
коллекция. Некоторые неонацистские группировки в Германии сегодня тесно связаны
с исламскими фундаменталистами, у них могут быть общие каналы по наркотикам и
оружию, по центрам подготовки боевиков. Все переплетено в единый узел, и Рейч —
внутри узла. Вам надо просто подчеркнуть это в своих отчетах! Наши с
удовольствием поверят! Такие люди, как Рейч, никому не нужны. Он проститутка!
Он обслуживал всех, кто ему платил.
