— Но он никогда не обслуживал террористов. Он ими
манипулировал, продавал их. Вы сами не раз пользовались его информацией, его
услугами. По сути, он такой же разведчик, как вы и я.
— С его помощью убивали немцев, которые уходили из ГДР на
запад, через стену. Это были ученые, врачи, биологи, физики, мученики совести!
— Они работали на «Штази». Запад перекупал их. Мученики
совести! Они предлагали себя Западу, как товар, и становились товаром.
— Не вам их судить, Эндрю! Они хотели свободы!
— Они хотели получать больше денег, а вовсе не свободы! Я их
не сужу, Билли. Но и Рейча судить не собираюсь.
— Да, они хотели денег! Ну и что в этом плохого? Только
деньги делают человека свободным! — кричал Билли.
— Мы говорим сейчас о Рейче, у нас не философский спор, —
мягко напоминал Григорьев, — Рейч за свою жизнь успел натворить много гадостей,
как вы и я, но террористов он не обслуживал никогда! Вы хотите, чтобы вместо
отчетов я состряпал пару-тройку доносов на старика?
— Это идеология, это уже не разведка, понимаете? А идеология
не бывает без доносов и вранья! Разведка, впрочем, тоже! Не надо корчить из
себя святого, Эндрю! Если меня выкинут в отставку, вам тоже долго не
продержаться! — кричал Билли.
Он как будто забыл, что поездка Григорьева во Франкфурт была
не его, Макмерфи, личным поручением, а частью масштабной операции. Григорьев
должен был встретиться с Рейчем и проверить его как одного из возможных
отправителей конвертов с неприятными снимками. Еще десяток сотрудников ЦРУ и
ФБР точно с такими же заданиями поехали в разные города Европы, Америки и
Австралии, туда, где жили люди, когда-то работавшие военными корреспондентами и
имевшие возможность снимать американских инструкторов в Афганистане. Проверять
бывших репортеров следовало тактично, аккуратно и абсолютно законными
средствами, без провокаций и подтасовок.
Операция проходила под контролем все той же сенатской
комиссии. Придраться могли к любой мелочи. ЦРУ переживало очередной кризис,
кажется, самый глубокий и позорный за всю свою историю. Шла кадровая чехарда.
Бесконечные проверки, увольнения, сведение счетов. Старая, безобразно распухшая
бюрократическая структура, с ее рутиной, интригами, грязными секретами,
агентурной сетью, научными лабораториями, дала трещину, сквозь которую стало
видно, сколько там накопилось всякой гадости за многие годы напряженной
безупречной работы.
Билли Макмерфи не хотел уходить в отставку. В последние годы
страх отставки стал для него фобией. Он не доверял своему заместителю, который
временно исполнял его обязанности. Он не мог допустить, чтобы за Рейчем и Рики
следили агенты ЦРУ. Тогда вся информация стекалась бы не к нему, а к его
заместителю, и тот мог распорядиться ею по своему усмотрению, использовать ее
против Билли, чтобы занять его место.
Когда стало ясно, что без наружного наблюдения не обойтись,
Билли с удовольствием ухватился за предложение Кумарина воспользоваться во
Франции услугами частного детективного агентства. Он привык, что вопросы оплаты
агентов его не касаются. Он просто забыл поинтересоваться, сколько это может
стоить. И не подумал, что платить придется из собственного кармана.
— Пусть, пусть он заплатит брату моей горничной! — радовался
Кумарин.
— А если Рейч умрет на операционном столе? — тревожился
Билли
«Господи, как же вы мне оба надоели», — вздыхал про себя
Григорьев.
Вечером Клер передала Кумарину видеокассету. На ней был
заснят Рики в маленьком кафе, в обществе двух арабов. Перед тем как выйти и
оставить Григорьева и Кумарина наедине с телеэкраном, она сообщила, что, по
данным агентов, которые вели наблюдение, оба мужчины — граждане Саудовской
Аравии.
* * *
— У них милицейская рация в машине, — сказал Арсеньев, — они
перехватили нас и успели быстро смотаться.
Маша сидела рядом с ним, закрыв глаза, откинувшись на
спинку. Ее знобило. Она куталась в плед, который очень кстати нашелся у
Арсеньева в багажнике.
— Это не страшно, — сказала она чуть слышно, — они там еще
появятся. Им нужна Василиса. Она свидетельница.
— Но она не видела никого из них достаточно ясно, чтобы
составить словесный портрет. К тому же она не может говорить, и они знают это,
они смотрели телесюжет и побывали в больнице. А ты не думаешь, что она была
знакома с ними раньше?
Маша помолчала, потом медленно, неуверенно спросила:
— Как тебе кажется, твой сосед Гриша мог иметь знакомых
убийц? Мог он стать членом какой-нибудь банды или секты?
Арсеньев нервно рассмеялся.
— Если бы ты спросила меня об этом неделю назад, я бы точно
ответил: нет. А сейчас — не знаю. Гришка очень любопытный и общительный. Ему
интересно болтать со всякими странными личностями. Ему кажется, что у каждого
бомжа, металлиста, скинхеда есть своя история, таинственная и романтическая.
Членом банды или секты он, конечно, не стал бы никогда, но мог с кем угодно
познакомиться и разговориться на улице, в метро.
— В электричке, — добавила Маша.
— Да, в электричке, — кивнул Арсеньев, — ты что-то говорила
про секту. Легко представить, что знакомство произошло именно в электричке, а
со станции они вместе отправились к лагерю.
— На машине?
— Почему нет? Машина могла ждать на станции.
— Ага, и они спокойно, покорно в нее загрузились, поехали
неизвестно куда с незнакомыми людьми.
— Ну они же познакомились в электричке, успели поболтать.
Гришка, правда, очень общительный, любопытный и доверчивый.
— Саня, все это пока только наши с тобой фантазии. Мало
фактов, — Маша поежилась, плотнее укуталась в плед. — В любом случае Василиса
пока единственная свидетельница.
— У вас есть программа защиты свидетелей. А у нас нет, —
сказал Саня.
— Это только звучит красиво, — усмехнулась Маша, — на
практике получается ужасно. Человеку меняют имя, иногда внешность, переселяют в
другой штат. Он рвет все свои прежние контакты. Работа, друзья, семья — все
остается в прошлой жизни. Некоторые начинают сходить с ума от одиночества,
пытаются покончить с собой, сбежать Говорят, лучше смерть, чем такая жизнь.
Самый надежный способ защиты свидетелей — это как можно скорее поймать
преступников. Кстати, ты поймал убийцу писателя Драконова?
— Задержали одного наркомана, но пока ничего не ясно
— Есть какая-то связь с мемуарами генерала Колпакова?
Арсеньев резко развернулся к Маше.
