Гиммлер сбрил усы и снял пенсне, когда узнал, что фюрер
проклял его, лишил всех чинов и званий, объявил предателем и приговорил к
смертной казни.
— Вот он, результат дипломатической суеты Шелленберга,
глупого трепа с этим надутым графом, — говорил Гейни, трогая свою голую верхнюю
губу, — я всегда знал, что с аристократами лучше не иметь дел.
Это был странный юмор. Впрочем, раньше у Гиммлера вообще
никакого юмора не было. Он стал шутить только сейчас.
Переговоры с Бернадотом, многофазные, многочасовые,
действительно не привели ни к какому результату. Заключенные, о которых шла
речь, погибли. Буквально через день после встречи в Любеке оставшихся узников
погрузили на баржи в торговом порту Любекской бухты и утопили в Балтийском
море. Тысячи людей, прошедших через ад, до последней минуты надеялись, что
будут жить.
Потом еще многие годы в рыбацкие сети попадали их останки.
Граф Беркадот свое обещание выполнил, предложения Гиммлера
были переданы союзникам. Черчилль и Трумен отказались обсуждать с Гиммлером
вопрос о частичной капитуляции, заявили, что переговоры такого рода не могут
вестись без участия Сталина и частичная капитуляция Германии невозможна. Только
полная, безоговорочная, на всех фронтах.
Информация об этом тут же просочилась в прессу, дошла до
Гитлера. Он был в ярости. Он кричал, что Гиммлер грязный предатель. У него
случился припадок, похожий на эпилептический. Люди, окружавшие его в бункере,
испугались, что он умрет. Но нет, не умер. Ему оставалось жить еще три дня. Он
должен был обвенчаться с Евой Браун и продиктовать свое политическое завещание.
Из Любека Гиммлер хотел вернуться в Берлин, но не
получилось. Уцелевшие дороги были забиты беженцами. Покружив по обломкам
великого Рейха, рейхсфюрер повернул на север и осел с группой верных эсэсовцев
во Фленсбурге, неподалеку от датской границы.
Оптимизм Гейни в эти дни превышал все разумные пределы.
— Мы должны выиграть время, — говорил он, — американцы
начнут войну с русскими, и тогда им очень пригодятся мои отборные, верные
дивизии СС, которые были, есть и будут главным гарантом освобождения мира от
коммунистической заразы.
Не существовало уже ни дивизий, ни армий.
Гитлер в Берлине, разбитом, окруженном со всех сторон
войсками союзников, сидел глубоко под землей и часами мог двигать по карте
пуговицы, планируя атаки, наступления, победы. Гиммлер во Фленсбурге исходил
радужными пузырями планов своего будущего могущества. С детской гордостью он
разевал рот, выворачивал щеку и демонстрировал всем ампулу с цианистым калием.
Находиться с ним рядом было опасно. Едва ли не опасней, чем возвращаться в
окруженный союзниками Берлин.
Отто Штраусу пришлось лететь по воздуху, пронизанному огнем,
над пылающими развалинами немецких городов, прыгать с парашютом из подбитого
самолета, прорываться пешком сквозь колонну обезумевших беженцев; трястись в
американском военном джипе, переплывать реки на баржах и паромах. Под
обстрелами, под бомбами, по руинам, сквозь блокпосты союзников, он шел вперед,
к городу, которого не существовало. Он был так занят и так измотан, что не
чувствовал присутствия Василисы, не смотрел на часы. В эти последние апрельские
дни время сошло с ума. Минута вмещала сутки. Сутки равнялись десятилетиям.
Василисе было так же страшно, как когда она плутала по
тлеющему лесу и чуть не утонула в болоте. Вместе со Штраусом она кашляла от
дыма, задыхалась от запаха гари и тлена, слепла от вспышек. В чужой реальности
она не могла почувствовать себя бесплотной и неуязвимой, и если рядом стреляли,
ей казалось, пули и осколки летят в нее.
* * *
Пулевые отверстия у всех шести погибших обнаружили еще до
вскрытия. Кроме Гриши Королева удалось установить личности двоих, мальчика и
девочки. Лица обгорели, но с помощью специальной компьютерной программы их
сравнили с фотографиями пропавших подростков. Девочка и мальчик, которые не
могли жить друг без друга и собирались пожениться. Оля Меньшикова и Сережа
Катков.
Трое других так и остались неизвестными.
Позже на месте бывшего лагеря «Маяк» и вокруг него, в лесу,
в болоте, было обнаружено еще три десятка неизвестных трупов, мужчин и женщин,
в основном пожилых. Ни о ком из них не было подано заявлений от родственников и
знакомых. Никто не числился в розыске. Ни у одного не было пулевых ранений.
Если бы не количество их, погибших в одном месте, за короткий период времени,
то причины смерти можно было бы счесть естественными. В каждом отдельном случае
вскрытие показывало плохое состояние здоровья, больное сердце, разрушенную
алкоголем печень, прокуренные легкие. Это были бомжи, алкаши, никому не нужные
люди. «Лютики».
Следствие тянулось долго, судебные заседания, закрытые и
открытые, еще дольше. Было много шума, статей в прессе, сюжетов по телевизору.
Но это все потом. А пока следователь Лиховцева сидела, сжав ладонями виски так
сильно, что наружные уголки глаз опустились вниз. Глаза были красные и мокрые.
Завтра утром Зинаиде Ивановне предстояло сообщить родителям
погибших детей о том, что их нашли. Приглашать для опознания матерей и отцов,
присутствовать при опознании, отвечать на вопросы, произносить бессмысленные
слова утешения, когда утешить невозможно.
Она говорила тихо, медленно и невнятно. Под языком у нее
таял шарик нитроглицерина. Сане приходилось напрягаться, чтобы услышать ее.
Несколько минут назад он говорил по своему мобильному с Витей Королевым, братом
Гриши, и тяжело врал, что пока ничего не известно.
— Вы были там? — спросил Витя.
— Туда отправилась группа специалистов. Они работают. Не
волнуйся, ложись спать.
— У вас голос какой-то механический.
— Я просто очень устал. Успокойся, успокой маму и ложись. Ты
понял? Как только будет что-то известно, я позвоню.
— А если ночью?
— В любое время.
— Обещаете?
— Обещаю.
— Поклянитесь!
— Не буду.
Он нажал отбой и вернулся к разговору с Лиховцевой.
— Когда ты отвез к Дмитриеву свою Мери Григ, ты должен был
остаться там, с ними, — повторила Зюзя уже в третий раз.
Арсеньев не стал ей напоминать, что она сама приказала ему
«пулей оттуда в прокуратуру».
— Нельзя, преступно в моем возрасте продолжать работать. Я
старая тупая баба, ничего не соображаю.
— Перестаньте, Зинаида Ивановна, вам требовалась информация,
которой только я владею. Поэтому я вам нужен был здесь.
