Она прилетела в Москву вчера вечером, никому не стала
звонить, решила для начала отоспаться. В отличие от прошлого раза, поселили ее
в удобной двухкомнатной квартире, в Шмитовском проезде, неподалеку от Краснопресненской
набережной. Утром Маша отправилась бегать по бульвару. Она бежала медленной
рысцой и думала о том, что партии могут и не объединиться. Их лидеры слишком
долго и усердно поливали друг друга грязью. Они перегрызутся, продолжая сводить
счеты и решая, кто станет главным. В принципе, если объединение состоится,
главным обязан стать господин Рязанцев. В него вложено много американских
денег. Его партия существует под контролем ЦРУ, возглавляемая им думская
фракция — американское лобби в российском парламенте. Но у господина Рязанцева
опять депрессия. Задача офицера ЦРУ, психолога Мери Григ определить, насколько
глубок кризис, способен ли Рязанцев выйти из депрессии и продолжить работу. Или
это конец его политической карьеры, и надо искать замену.
— О, черт!
Маша поскользнулась и чуть не упала. В нос ударила вонь.
Прямо посреди аллеи кто-то навалил кучу, и Маша умудрилась наступить. Морщась,
она перешла с аллеи на травку и принялась вытирать подошвы.
«Вот и побегала. Вот тебе и первое московское утро.
Прелестное начало. Нет, правда, прелестное! Было бы значительно хуже, если бы
это оказалось взрывное устройство», — утешила себя Маша и, кое-как очистив
кроссовки, огляделась.
На самом деле, в парке было красиво. Розовая дымка придавала
чахлым городским тополям и липам нечто таинственное, сказочное. В голове,
конечно, муть, совершенная каша от недостатка кислорода, зато какое чудо это
матовое утреннее солнце. На него можно смотреть, не щурясь.
За кустами раздался бодрый топот. Кто-то бежал по аллее.
Было слышно тяжелое дыхание. Внезапно топот прекратился. Молодой мужской голос
совсем близко произнес сквозь одышку:
— Стой, блин, у меня шнурок развязался!
— Твою мать! Давай быстрей!
Двое остановились в метре от Маши. Ей совершенно не
хотелось, чтобы они ее увидели. Она замерла за кустами и только слегка
переместилась, чтобы посмотреть на бегунов. Возможно, это и есть авторы кучи
дерьма. Впрочем, какая разница? Может, дерьмо вовсе собачье, она ведь не
специалист.
Юноши были накачанные, бритые наголо. На обоих черные
боксерские майки и черные широкие трусы до колен. Маша разглядела профиль того,
который наклонился, чтобы завязать шнурок. И еще она успела заметить наколку у
него на плече: мертвая голова, крупный, размером с большую грушу, череп. Второй
качок стоял спиной, чуть дальше. На его плече темнело пятно, наверное, такой же
череп.
«Точно, дерьмо — их работа, — зло подумала Маша, — гады,
ненавижу!»
Качки убежали. Впереди был длинный, тяжелый день. Первый
день в Москве. Маша перевела дыхание и продолжила чистить подошвы.
Ничего страшного. Наоборот, все отлично. Надо уметь
радоваться жизни и быть счастливой хотя бы оттого, что под ногами оказались
какашки, а не взрывчатка.
Часть пути до выхода из парка она решила пройти по траве,
параллельно аллее, чтобы окончательно очистить кроссовки. Туман был настолько
густой, что она видела перед собой метра на три, не дальше. Впереди, где, по ее
расчетам, кончался травяной газон и шли кусты, отгораживающие его от
асфальтовой аллеи, она заметила какой-то транспарант, высотой метра в два. Это
был кусок фанеры, прибитый к палке. На белом фоне гигантские красные буквы:
«БЕЙ ЖИДОВ!» Внизу кривая свастика.
«Здрассти вам! — рявкнул кто-то в голове у Маши чужим
противным голосом и тут же добавил: — Стой, где стоишь!»
В Нью-Йорке Маша видела в новостях пару подобных сюжетов.
Первый такой транспарант появился на Киевском шоссе, в нескольких километрах от
Москвы. Молодая женщина остановила машину, чтобы убрать эту гадость, и
подорвалась на самодельном взрывном устройстве. Это передали все информационные
агентства. Милиция и ФСБ выступили с невнятными заявлениями о
несовершеннолетних хулиганах, которые, безусловно, будут пойманы и наказаны, но
никакой серьезной террористической организации за ними не стоит. Смелая
женщина, к счастью, выжила. Потом появились сразу пять таких транспарантов,
тоже на трассах у кольцевой дороги. Два из них оказались заминированы. Однако
никто не пострадал.
Мобильный телефон был прикреплен к поясу шортов.
Маша позвонила в милицию. Пока она ждала приезда группы, у
нее за спиной послышался шорох. Прямо на нее шла дворничиха с метлой.
— Ой, батюшки! Это чего ж такое?
— Стойте! Дальше нельзя! Сейчас приедет милиция, — сказала
Маша.
Надо отдать им должное, группа явилась быстро, сработала
толково и оперативно. Под транспарантом оказалось самодельное взрывное
устройство, довольно мощное. Маша подробно описала двух бритоголовых качков и
оставила милицейскому капитану номер своего мобильного.
«Вот тебе и Москва, — повторяла Маша, стоя под прохладным
душем, — вот тебе и прелестное начало дня».
* * *
Пахло гарью. Небо стало черным. Василиса с трудом поднялась
и тут же упала. Ноги затекли, она их почти не чувствовала. Часов она не носила
и понятия не имела, который час. Было светло, несмотря на черноту неба. Над
противоположным берегом реки Кубрь, над кромкой леса, висел жемчужно-розовый
солнечный диск. У Василисы слезились глаза, щипало в носу. Она чихнула и пришла
в себя.
Сколько она проспала? Как могло случиться, что она заснула у
реки, в кустах дикой малины? Она собиралась отсидеться, дождаться, когда уедут
страшные чужие мужики, и вернуться к своим, с трофеем, с бутылкой колы. Но
бутылка оказалась пустой. Василиса нечаянно опрокинула ее, незакрытую.
Там, где должны были ждать ее Гриша, Оля и Сережа, чернели
клубы дыма. Корпуса полыхали открытым пламенем.
Она все-таки встала, на ватных ногах сделала несколько шагов
по песку, к воде, ополоснула лицо, промыла глаза. Вода была почти горячей и
тоже пахла гарью. Дым становился все гуще. Сквозь мрак виднелась фигура девочки
с мячом, объятая пламенем. Причудливая игра огненных бликов делала мертвый гипс
подвижным и живым. Минуту Василиса с ужасом смотрела на скульптуру и вдруг
стала задыхаться, словно от приступа астмы. Она потеряла равновесие и упала.
Несколько метров проползла по песку, вздрогнула, наткнувшись ладонью на что-то
твердое, сжала кулаки, стиснула зубы, пытаясь справиться со страшным искушением
просто заорать, забиться в дикой безнадежной истерике. Так, со сжатыми
кулаками, зажмурившись, она невероятным усилием воли заставила себя опять
подняться на ноги.
Когда ужас немного отпустил, она открыла глаза, медленно
втянула ноздрями горький едкий воздух, разжала кулаки. На правой ладони, в
горсти горячего песка, тускло блеснул кусок металла.
