— Менгеле и Бургер были врачами в концлагерях, ставили
эксперименты на заключенных, как и Отто Штраус.
— Перестаньте, — Кумарин поморщился и махнул рукой, — не
говорите ерунды.
— Я еще ничего не сказал.
— Но подумали. Вы сейчас думаете о том, что все эти ублюдки
в сорок пятом были потихоньку вывезены ЦРУ из Германии в Штаты, им изменили
внешность, дали новые имена, и они продолжили свою научную деятельность в
секретных лабораториях, в рамках программ «Артишок» и «Блюберд». Даже если это
так, доказать ничего нельзя, никому это не нужно, нацистские старцы умерли.
Жизнь продолжается. Давайте выпьем коньяку и пойдем спать.
* * *
До эфира оставалось двадцать минут. Публика толпилась в
коридоре перед студией, участники и почетные гости расположились в просторном
помещении, которое состояло из двух смежных гостиных с зеркальными стенами,
журнальными столиками, мягкими широкими диванами. В глубине были маленькие,
ослепительно освещенные гримерные. Рязанцев сразу нырнул туда, чтобы его слегка
подрумянили и замазали серые мешочки под глазами.
Гости пили легкое спиртное, соки, кофе, угощались
бутербродами. Владимир Приз уселся за столик, развалился в кресле, потягивал
сок. Рядом с ним пристроилась пожилая, безнадежно молодящаяся актриса. Она
взахлеб рассказывала, как невероятно выросла ее популярность после участия в
экстремальном супершоу Приза.
— Мне просто не дают прохода, без конца просят автографы,
«Ой, ой, вы такая красавица, такая смелая, ловкая, интеллигентная, вы нам так
понравились!» Я снялась за свою жизнь в двадцати семи фильмах, но ничего
подобного еще не было, просто невозможно выйти на улицу, зайти в магазин.
Бросаются, как мухи на мед.
Маша видела эти шоу, поскольку смотрела все, что касалось
Приза. На маленьком необитаемом острове собрали знаменитостей: актеров,
эстрадных певцов, телеведущих. Они жили в шалашах, жарили на костре
экзотических гадов, ящериц, гигантских пауков, змей, которых отлавливали сами.
Бегали полуголые, ныряли, мастерили плоты, соревновались, интриговали и
периодически довольно злобно выясняли отношения под снисходительным
руководством Приза.
Приз стравливал их, провоцировал конфликты, заставлял
проделывать всякие штуки, в том числе весьма рискованные и унизительные,
например ползать на четвереньках по каким-то лабиринтам, карабкаться на
отвесные скалы, есть тухлую рыбу, и все это под круглосуточным наблюдением
нескольких телекамер, которые фиксировали даже интимные гигиенические
подробности.
— Нет, ну сначала я была в шоке, — гудел хорошо
поставленный, низкий голос актрисы, — жара, пауки, мухи, скорпионы, муравьи
гигантские, я не могла спать, не могла элементарно вымыть голову, я впервые
оказалась перед камерой без грима, как будто голая. А эта еда! Жареные
скорпионы, черепашьи яйца! Боже, я думала, умру! И все руками, ни тарелок, ни
приборов! Меня тошнило от кокосов и бананов, до сих пор их видеть не могу. Я
слишком дорогая женщина, чтобы существовать в таких условиях. А режиссер просто
издевался над нами, как будто специально опускал нас: вы знаменитости, так вот
вам!
Маша наблюдала за Призом. Впервые она видела его живьем,
причем совсем близко. Так близко, что заметила толстый слой грима на его лице и
почувствовала странный запах. Сначала ей казалось, что запах этот просто витает
в гостиной из-за жары, из-за скопления людей. Нет окон, кондиционер гоняет
застоявшийся воздух. Но, принюхавшись, она поняла, что воняет Приз. У него
потеют ноги. Актриса, сидевшая вплотную к нему, ничего не чувствовала,
поскольку вылила на себя полбутылки приторной туалетной воды. Но
девочка-администратор, которая принесла ему кофе, наклонившись над столиком,
невольно поморщилась.
Приз что-то отвечал актрисе, совсем тихо, на ухо. Он
выглядел вполне расслабленным, он улыбался. Однако глаза его беспокойно шныряли
по гостиной, он то и дело ловил свое отражение в зеркалах, менял позу, трогал
себя за нос, за подбородок, подергивал мизинец левой руки. Вероятно, привык
носить кольцо на левом мизинце, но сейчас кольца не было.
У него заверещал мобильный, и он вздрогнул. Говорил он
быстрым свистящим шепотом, сердито торопил кого-то, повторяя: «Время, время!».
Маша сумела услышать, чем закончился разговор, поскольку Приз чуть ли не
выкрикнул последние слова: «Ты не знаешь? Ну, блин, а кто должен знать?! Это
твои проблемы».
Телефонный разговор очень напряг его, он покраснел сквозь
грим, и Маше показалось, что изо рта и из ушей его сейчас повалит пар.
«Интересно, он всегда такой, или у него серьезные
неприятности? А в общем, он скучный, вполне обыкновенный, этот Вова Приз. Таких
самовлюбленных нарциссов, наглых и нервных, тысячи, особенно среди тех, кто
тусуется и раскручивается изо всех сил. Может, все это вообще мои фантазии?
Одно дело — сериалы, экстремальные шоу, футболки, матрешки, и совсем другое —
большая политика. Я, конечно, преувеличиваю. Вова Приз — будущий российский
фюрер. Ха-ха, как смешно! Переоценивать противника иногда опасней, чем недооценивать
его, ибо в этом случае ты рискуешь стать посмешищем, идиотом в глазах
окружающих, и что еще хуже — в собственных глазах. Можно представить себе Вову
Приза в роли президента России? Нет, конечно. Но ведь тоже самое говорили и про
Гитлера. Никто не мог представить. Смеялись. Покатывались со смеху. Какие у
него были шансы, у Гитлера, когда он нищенствовал в Вене, ночевал на парковых
скамейках, вопил в пивных? Один из тысячи городских сумасшедших. Бездарный
живописец, дважды провалился на вступительных экзаменах в Академию художеств.
Паранояльный психопат с половой патологией. Амбиции вселенского масштаба.
Впрочем, генерал Людендорф, человек умный и заслуженный, поддался обаянию
фельдфебеля с сомнительным прошлым. И не только он. Многие сделали ставку на
Гитлера. Почему? Когда смотришь хронику тех лет, видишь урода, психа. Ни одного
естественного движения. Или это сегодня так кажется? Для современников было в
нем нечто… Господи, что же? Нечто забавное, смешное, неординарное? Вот у Приза
носки воняют. Это не смешно. Но это неординарно. Собственной вони не чувствует.
Зато сечет взгляд мгновенно. Дергается, косится на меня. Ладно, милый,
расслабься, я тобой любуюсь и восхищаюсь, как все здесь, в этих гостиных, как
публика, которая толчется в коридоре».
Действительно, было, чем восхищаться. Свою карьеру он сделал
мгновенно, на одном дыхании. Другие бьются годами, чтобы заработать хотя бы
одну сотую такой славы и всенародной любви. А этот выскочил, как черт из
табакерки. То есть не из табакерки, а с телеэкрана. Сыграл главные
положительные роли в нескольких боевиках. Потом стал вести экстремальное
молодежное шоу с мотогонками, парашютами, отвесными скалами, морскими глубинами
и необитаемыми островами. Вскоре его физиономия украсила бутылки с
прохладительными напитками, банки с консервированными огурцами, картонки с
бритвенными лезвиями, нижнее белье, не только мужское, но и женское. Под
улыбающимся портретом сияла косая красная надпись: «Очнись, Россия!».
