«Убийца. Ублюдок. Тебя нет».
Отто Штраус не слышал этого. Он это думал, причем думал
по-русски. Он сидел за столом, продолжая писать отчет, но рука ныла все
отчетливей. Пульсировал палец, на котором был перстень. Дрожали стрелки часов,
не только наручных, но и тех, что стояли на каминной полке. Дрожали веки
генерала. От ледяного сквознячка ярче вспыхнул огонь в камине.
На расстоянии шестидесяти лет и пары тысяч километров
девочка Василиса открыла глаза и увидела, как плывут за окном машины в сизом
вечернем мареве знакомые московские улицы.
* * *
— Ни в коем случае нельзя туда возвращаться, — ворчал
Дмитриев, — эта женщина не врач, она монстр какой-то. Подумать только — не
отдавать родному деду внучку! Да по какому праву? Там у них что, тюрьма?
Колония для малолетних преступников? Хорошо, что вы были рядом, Машенька, и все
уладили, Кстати, как вам это удалось?
— А как вы думаете? — хмыкнула Маша.
— Ох, я старый дурак! — Дмитриев хлопнул себя по лбу. — Как
же я сразу не догадался? Сколько я вам должен?
— Пятьдесят долларов.
— Ого, у доктора неплохие аппетиты, — Дмитриев принялся
рыться в карманах, — вот, беда, ужасно неудобно, у меня с собой только сто
рублей.
— Да ладно вам, Сергей Павлович, как-нибудь потом вернете. А
насчет аппетитов — все вполне понятно. Нельзя ее за это судить. Она получает
копейки, работает сутками, ответственность колоссальная, постоянные стрессы,
нервные перегрузки.
— Мы все так живем, — проворчал Дмитриев, — впрочем, и
взятки тоже все берем, не краснея. Кому дают, конечно.
Маша подъехала к воротам больницы и вспомнила, что ей надо
позвонить Рязанцеву. Телефон оказался выключенным. Она забыла заблокировать
клавиатуру. Стоило включить — он тут же затренькал.
— Здравствуйте, — произнес в трубке низкий мужской голос, —
здравствуйте, Мери Григ.
— Арсеньев! — обрадовалась Маша, мгновенно узнав его — Саня
Арсеньев!
— Маша, это вы были в черно-сером «Форде» на Шереметьевской
улице? Я вам сигналил.
— Да. Я только потом поняла, что это были вы, в синем
«Опеле».
— Где вы сейчас, Маша?
— В больнице. То есть только что выехала из ворот больницы.
— Что случилось?
В голосе его прозвучала такая искренняя тревога, что Маша
смутилась. Здесь, в Москве, никто не беспокоился, где она, что с ней может
случиться. Собственно, на всем белом свете никто, кроме ее отца, всерьез об
этом никогда не беспокоился.
— Со мной все в порядке. Просто пришлось отвезти дедушку к
внучке. Я вам потом расскажу. Как у вас дела?
Она не ожидала, что так обрадуется Арсеньеву. Не то чтобы
она совсем забыла его, просто старалась забыть. Ни к чему это все. Два года
назад она прекрасно понимала, что нравилась ему. Надо быть совсем уж
бесчувственной дурой, совсем не женщиной, чтобы не замечать такие вещи. Он ей
тоже нравился, с ним было легко молчать. Говорить легко не с каждым, но со
многими. А молчать — почти ни с кем. Всегда хочется как-то заполнить паузу. Да,
пожалуй, Арсеньев даже слишком ей нравился, чтобы позволить себе помнить о нем
все эти два года. Ведь это был тупик.
— Тупик, верно? — говорила она себе, встречаясь в Нью-Йорке
дважды в неделю со своим замечательным, положительным во всех отношениях
бой-френдом Диком.
— Тупик, — объяснила она отцу, когда он стал расспрашивать
ее о милицейском майоре, с которым она сидела в ресторане в тот проклятый
вечер, когда с ней вышел на контакт генерал Кумарин.
«Тупик», — повторила она сейчас, сворачивая с Садового
кольца на улицу Красина, слушая, как дышит Арсеньев в трубку, как на заднем
сиденье старик Дмитриев что-то нежно шепчет своей внучке.
— У меня все неплохо. Переехал в новую квартиру, — сказал
Саня.
— Поздравляю.
— Спасибо, — он помолчал несколько секунд и вдруг выпалил: —
Маша, я бы хотел с вами увидеться. Нет, я понимаю, сейчас поздно, вы очень
заняты…
— Саня, Саня, я тоже хочу с вами увидеться. Более того, мне
даже надо с вами посоветоваться, и чем скорей, тем лучше.
Они договорились, что она перезвонит ему, как только
освободится, как бы поздно ни было. Стоило нажать отбой, телефон опять
затренькал. В трубке раздался обиженный голос Рязанцева.
— Я все знаю, — сказал он, — я все отлично понимаю и не
осуждаю вас, но вы же не «скорая помощь». Неужели нельзя было вызвать такси? Вы
мне были так нужны на этом ток-шоу!
— Простите, Евгений Николаевич. Как все прошло?
— Ну, как, как? Разумеется, у меня полный провал, у него
триумф. И некому было поддержать меня.
— Я уверена, вы преувеличиваете. Все не так плохо. Вам эфир
записали? Ну вот, мы завтра вместе спокойно посмотрим, обсудим.
— Утром я вас жду, Маша, и, пожалуйста, больше меня не
бросайте.
— Конечно, Евгений Николаевич.
Он попрощался все еще обиженный. А с заднего сидения
прозвучал голос Дмитриева.
— Машенька, вы нас не бросите? Дело в том, что я не умею ни
бинтовать, ни делать уколы. А сестру смогу пригласить только завтра. Вот тут круглосуточная
аптека, давайте остановимся, купим все необходимое. И еще, надо купить еды. У
меня совершенно пустой холодильник.
Василису оставили в машине. Когда зашли в аптеку, Маша
пожалела, что не оставила в машине и Дмитриева. Он комментировал цены каждого
лекарства, задал аптекарше десяток ненужных вопросов и довел ее до белого
каления. В супермаркете сунул в тележку литровую бутылку дешевой водки.
— Сергей Павлович, не надо бы вам сейчас, пока у вас
Василиса, — сказала Маша.
— Я капельку, рюмочку перед сном. Я так перенервничал, мне
необходимо расслабиться, снять стресс. Нет, ну вы посмотрите, эта колбаса еще
неделю назад стоила в два раза дешевле. Безобразие! Вы не беспокойтесь, я вам
все верну, мне так неловко, и времени я у вас столько отнял! Это Рязанцев
звонил? Перед ним тоже неловко. Знаете, он, кажется, сделал большую ошибку,
приблизив к себе этого бойкого мальчонку. Есть в нем что-то неприятное. И актер
он, между нами, никакой. Я бы его не взял даже в эпизод, даже в массовку не
взял бы.
— Вот как? — удивилась Маша. — А что же вы с ним любезничали
в «Останкино»?
— Ну, Маша, я же светский человек. Если бы я смотрел на
него, как солдат на вошь, подумали бы, что я завидую его молодости и
популярности. И потом, знаете, я не теряю надежды когда-нибудь снять кино, а
без звезд в наше время не обойтись, если хочешь, чтобы деньги, вложенные в
производство, окупились, нужны раскрученные брэнды. Только они делают рейтинг.
Вова Приз — это, безусловно, брэнд.
