— Нет! Он не примет от меня никакой помощи, я его знаю! Да и
неловко мне ему звонить. Вот если ты позвонишь ему, скажешь, что хочешь взять у
него интервью для твоего журнала…
— Что, прямо завтра? — она сдвинула брови, отстранилась,
взглянула на него удивленно.
— Ну да, завтра утром. Тянуть нельзя. У меня есть старый
справочник Союза кинематографистов, там его телефон. Ты приедешь, такая
молодая, красивая, очаруешь его, увидишь его больную внучку, порекомендуешь
сиделку. И все будут довольны.
Несколько секунд она молчала. Лицо ее стало серьезным и
озадаченным. Приз слегка занервничал, быстро пролистал в голове фразу за
фразой. Мог он себя чем-то выдать в этом разговоре? Почему она так долго
молчит? Что ей показалось странным? Не слишком ли далеко он зашел в своем
альтруизме?
— А ты уверен, что он пригласит меня сразу домой, а не
назначит встречу, допустим, в Доме кино? — спросила она задумчиво.
Вопрос был вполне разумный.
— Можно подстраховаться, сказать, что тебе нужно именно
домашнее интервью, со съемкой в непринужденной обстановке.
— А если материал не пойдет? Может получиться ужасно: я
возьму интервью, его не напечатают. В любом случае, надо приезжать с
фотографом, а никто из наших бесплатно работать не станет.
— Вот интересно, — пробормотал он, — почему, когда надо
сделать что-то хорошее, помочь двум беспомощным людям, старику и больной
девочке, сразу возникает столько странных сложностей? Ну не напечатают
интервью, и черт с ним! Дело же не в этом! У меня есть фотограф, он поедет с
тобой и поработает бесплатно.
— Если я буду с чужим фотографом, в наш журнал этот материал
точно не пойдет.
Ему захотелось выругаться и ударить ее. Но он сдержался. Он
не сказал ни слова, встал и вышел из комнаты. Она окликнула его, но он не
обернулся. На самом деле он просто отправился в душ, но получилось весьма
эффектно. Уже через три минуты она робко скреблась в дверь ванной комнаты.
— Володенька, — услышал он сквозь шум воды ее жалобный,
виноватый голос, — я позвоню завтра утром, я все сделаю, как ты хочешь!
Глава 22
Андрей Евгеньевич дозвонился наконец на мобильный Рейча.
Трубку взял Рики. Судя по голосу, нежная детка еще не совсем
проснулась.
— А, это вы, князь? — спросил он с тошнотворной томностью. —
Генрих принимает ванну. Он просил передать, что вряд ли сможет сегодня
поужинать с вами. Он плохо себя чувствует. Вчера перегрелся на солнце.
— Возможно, к вечеру ему станет лучше. Я позвоню чуть позже,
— сказал Андрей Евгеньевич и хотел положить трубку, но тут до него донесся
истерический вопль:
— Они опять здесь! Они давят, душат меня! А-а! На помощь!
— Извините, — нервно прошептал Рики и бросил трубку.
Григорьев не сомневался, что кричал Рейч. Он повторил вызов.
Телефон был отключен. Он набрал гостиничный номер. Никто не ответил. Он
позвонил портье и спросил, у себя ли сейчас господин Рейч.
— Да, месье. С утра ни он, ни его молодой друг из номера не
выходили.
— Вы не могли бы проверить, все ли там в порядке?
— Простите, месье, кто вы?
— Я приятель господина Рейча. Моя фамилия Григорьев. Мы с
господином Рейчем договорились поужинать Сегодня. Я только что звонил на его
мобильный, подошел его молодой друг, и мне показалось, там были крики.
— Хорошо, месье. Куда вам перезвонить?
Григорьев назвал номер. Перезвонили ему через пять минут.
— Месье, мы проверили. Все нормально. Месье Рейч и его
молодой друг отдыхают у себя в номере. Оба чувствуют себя хорошо, никаких
криков никто не слышал.
— Благодарю вас, месье.
Григорьев вышел на балкон, закурил.
— Что случилось? Генриху дурно? Его мальчик ввязался во
взрослую игру? — прозвучал рядом громкий насмешливый голос Кумарина.
Андрей Евгеньевич перевесился через перила и увидел внизу,
на террасе, хозяина виллы в шелковом китайском халате, с запотевшим стаканом в
одной руке и телефонной трубкой в другой.
— Простите, я нечаянно подслушал ваш разговор. Телефон
затренькал, а я жду звонка. Спускайтесь, позавтракаем вместе, обсудим, как быть
с мальчонкой, или с девчонкой — кто он там на самом деле, этот Рики?
Горничная Клер накрывала стол в гостиной. Кумарин завтракал
поздно и красиво. На столе была белоснежная скатерть, блюдо с тончайшими
ломтиками копченой семги, ананас, два сорта дыни, мягкие сыры, поджаренный
диетический хлеб.
— Отелю лет триста, — грустно произнес Андрей Евгеньевич,
усаживаясь в соломенное кресло, — стены толстенные, всюду ковры. Из-за жары
окна и балконные двери закрыты, кондиционеры работают. Понятно, что крика никто
не услышит. Знаете, что там происходит? Мальчонка сажает Генриха на иглу. У
старика наркотический бред, галлюцинации.
— Ну-ну, перестаньте. Может, он просто напился.
— В двенадцать дня? В такое пекло? У него высокое давление,
он почти не пьет.
— Вам жалко старого пройдоху? — усмехнулся Кумарин и поднял
запотевший стакан со свежим апельсиновым соком, призывая чокнуться.
Стаканы тихо звякнули.
— Я должен получить от него информацию, — сказал Григорьев.
— Ну и к тому же, правда, мне жалко Генриха. Он пройдоха, мерзавец, но умный.
Жалко, когда разрушается такой мощный интеллект.
Вошла горничная с кофейником.
— Если фокус со снимками — это все-таки работа Рейча, то
интеллект его начал разрушаться давно, и жалеть уже не о чем, — задумчиво
произнес Кумарин, наблюдая, как льется черный кофе в белоснежную чашку, — я бы
понял, если бы он потребовал у них денег или продал снимки прессе. Но он, видимо,
хотел кому-то что-то доказать. А это не говорит о высоком интеллекте.
Фарфор был тонкий, почти прозрачный.
— У вас здесь есть возможность пустить за ними наружку? —
спросил Григорьев.
— Дороговато, — поморщился Всеволод Сергеевич, — но в
принципе можно. Скажите, Клер, — обратился он к горничной по-французски, — вы
знаете кого-нибудь, кто работает в отеле «Марго»?
— Да, месье.
— Замечательно. У меня к вам большая личная просьба.
— Я слушаю, месье.
— Дело в том, что в этом отеле отдыхает сейчас наш старый
приятель. Он немец, гомосексуалист, приехал сюда со своим юным другом. Мальчик
— наркоман, темная личность. А наш приятель — человек пожилой, не совсем
здоровый и романтически доверчивый. Мы с месье Григорьевым беспокоимся.
