Когда ты и так испытываешь постоянную боль, еще одно болезненное событие мало что меняет в твоей ситуации. Когда же ты ступила на путь выздоровления и увидела первые плоды исцеления, когда и разум, и дух, и тело стали очищаться от заразы синдрома, когда ты стала ощущать себя совершенно по-иному, любая сильная боль в результате такого соскальзывания переживается как весьма серьезное нарушение функционирования всего организма, как громкий предупредительный сигнал о том, что у тебя что-то не так. Внимательно прислушайся к своему телу, прислушайся к своему разуму и своему духу. Что они говорят тебе?
Соскальзывание есть напоминание о разрушительной силе, которую несет в себе твоя болезнь. Оно как бы предостерегает тебя, сообщая, как легко ты можешь быть выведена из равновесия, если не будешь предельно внимательна, как легко тебя может вновь унести саморазрушительный порыв. Соскальзывание усиливает понимание того, почему ты и твое здоровье должны стать приоритетом номер один в твоей жизни.
Состояние соскальзывания требует от тебя полного внимания и сосредоточенности. Оно воспитывает в тебе смирение. Оно как бы говорит тебе: вот почему ты должна защищаться от него. Вот почему тебе нельзя к нему возвращаться. Вот почему ты всегда должна трезво оценивать ситуацию. Вот почему тебе нужно лечиться.
Соскальзывание – единственный способ заставить тебя в конце концов настоять на своем – оно открывает перед тобой всю глубину твоего падения, голую правду о твоем заболевании и предоставляет возможность воочию убедиться в том, что перед тобой только две Дороги: с ним (а это означает смерть) или с собой (а это значит жизнь). Другого выбора у тебя нет. Получить и то, и другое невозможно. И в конечном счете, соскальзывание дает тебе шанс увидеть, что будет с тобой, если ты вернешься к нему, а также возможность сравнить это с тем, что ты получила, уйдя от него.
Был День Благодарения, я жила в Бостоне и собиралась к шести вечера отправиться к родителям. Я позвонила в Нью-Йорк, чтобы послушать свой автоответчик и узнать, не звонил ли кто. Оказалось, звонил Эдвард. Вот уже год, как я избегала его, я делала все, что могла, чтобы окончательно порвать с ним, и даже уехала для этого обратно в Бостон. Я сказала себе, что там смогу найти работу получше, но на самом деле я просто удрала подальше от него, чтобы, не дай бог, не столкнуться с ним как-нибудь случайно на улице. Я позвонила еще раз – проверить, не ошиблась ли я… я хотела убедиться, не снится ли мне все это, но нет, он действительно звонил. Меня так и затрясло, когда я услышала знакомые модуляции его голоса. А я-то думала, что совсем уже их забыла. Я немедленно позвонила ему.
Он спросил, как у меня дела. Я принялась хвастаться, что у меня все здорово и дела идут прекрасно, что я зарабатываю кучу денег. Он сказал, голосом, перед которым я никогда не могла устоять, и он это прекрасно знал, что сейчас на мели, а раз у меня все так хорошо – не могу ли я одолжить ему немного денег, мол, ему позарез нужно срочно ехать в Атлантик-Сити. И добавил, что ему всегда хотелось быть со мной вместе. И вдруг, не знаю как это случилось, мне захотелось его увидеть, да так сильно, что, казалось, никакая в мире сила не могла остановить меня. Я уже представляла себе его лицо… Как он прикасается ко мне, как обнимает. Я не стала говорить ему, что мой нью-йоркский номер – просто ловушка, что я уже год как живу в Бостоне (а не в доме напротив, как раньше), что я и теперь в Бостоне, и родители ждут меня сегодня к обеду. Мы договорились встретиться в Атлантик-Сити в десять. Я не стала признаваться, что и я на мели. Потом я позвонила матери и сказала, что не приду, приведя какую-то глупую отговорку. Она, конечно, чуть не взбесилась. А потом я принялась названивать друзьям, отчаявшись достать для него денег, чтобы он мог их тут же спустить в каком-нибудь казино (он был запойный игрок).
Деньги я в конце концов достала и, как сумасшедшая, помчалась в Атлантик-Сити, подгоняемая демонами проснувшихся надежд. Может, он изменился к лучшему. Может, бросил свою новую подружку. А может, после года разлуки увидит, как я хороша, и вернется, и все у нас станет по-другому. Может быть, может быть.
Уже через десять минут после того, как мы встретились возле казино, Эдвард сделал последнюю ставку и спустил все, что я для него достала с таким трудом. Через двадцать минут мы были в номере гостиницы, за который заплатила тоже я, и совершенно без денег – у нас не было даже пяти долларов на такси до аэропорта. Он был холоден, более чем сдержан, замкнулся в себе и сразу уставился в телевизор, где показывали бейсбол.
Я пыталась завязать разговор, но что бы я ни говорила – он только молчал и злился. Наконец заговорил он, и с ходу заявил, что терпеть не может моих приставаний. Потом сказал, что я растолстела до безобразия и поинтересовался, какой у меня теперь вес. И меня охватил все тот же знакомый ужас. Меня буквально затрясло, у меня было ощущение, что во всем мире нет существа, отвратительней, чем я. Мне казалось, я не доживу до утра. Он игнорировал меня полностью, а под конец заявил, что я ему так противна, что он даже спать со мной не хочет в одной постели, и предложил мне лечь на кушетку. Ничего не оставалось делать. Около двух он уже храпел в кровати, а мне было так плохо, что я не могла больше оставаться с ним в одном номере. Казалось, у меня живого места не осталось – сплошная рана.
В отчаянии я долго бродила по улицам. Потом увидела какого-то мужчину, который пялился на меня возле бара. Он сказал, что у меня такой одинокий вид, и предложил мне выпить. Как проститутка я отдалась ему за двести Долларов. Как-то ведь нужно было ехать обратно. А Эдвард, похоже, и не заметил моего ухода.
Когда на следующий день я наконец добралась до дома, то поняла, что попала в серьезную переделку. Родителям ни о чем говорить было нельзя: какое там, если бы они узнали правду, – просто перестали бы со мной разговаривать. Я позвонила своей подруге Саре. Ей я все рассказала без утайки, призналась, как мне теперь больно, как стыдно, как я чувствую себя виноватой! Она ответила, что со мной случилось именно то, что называется словом «поскользнуться», и это вовсе не конец света, с ней тоже такое бывало. Слова ее немного меня успокоили. Мне стало лучше. Понадобилось около двух недель, чтобы выбраться из той пропасти, в которой я оказалась, чтобы снова прийти в себя. В конце концов я поняла: видеться с ним – для меня все равно, что выпить яду. Он действует на меня так, что я становлюсь невменяемой, сумасшедшей. В какую-то долю секунды происходит нечто немыслимое: я вдруг снова начинаю испытывать прежние чувства, во мне просыпаются такие мысли, такие желания, от которых мне становится просто страшно. Это, как кошмар наяву. Я превращаюсь в какого-то монстра, который вызывает у меня отвращение. Нет, я просто не могу себе позволить такое; слишком много сил я потратила на то, чтобы повернуться лицом к себе, чтобы любить себя.
Нэнси
СПУСКОВЫЕ КРЮЧКИ
Существует много типов так называемого «соскальзывания», «подскальзывания», каждый со своими особенностями, в зависимости от причины, приведшей к этому. Вот наиболее типичные обстоятельства, чувства или мысли, которые, подобно спусковому крючку, отпускающему сжатую пружину, чтобы та привела в движение боёк, могут послужить причиной того, что ты вдруг поскользнешься:
