— Да, сэр. Лучшее, что вы можете придумать, это поспешить за ними настолько быстро, насколько это в ваших силах, — повторила она, и ее маленькие ровные зубки сверкнули в улыбке. — Мосье де Сен-Лауп сказал, что намерен гнать своих лошадей, без остановок. И он сделает это, даже если лошади при этом будут загнаны.
— В таком случае мы, вероятно, не можем надеяться поймать его, — обреченно произнес м-р Сэквил. — Возможно, нам лучше повернуть обратно и оставить надежду поквитаться с мосье де Сен-Лаупом. Не получилось, как не получилось и в его доме в Нью-Дортрехте.
— Ах, нет, сэр! — язвительно воскликнула девушка, тут же быстро добавив:
— Джентльмен сказал, что намерен сделать где-нибудь хотя бы одну остановку. И тогда вы сможете настичь и захватить его.
— Ты думаешь, в полночь?
— Да, сэр. Джентльмен сказал, что собирается сделать остановку именно в полночь.
— И хотя мосье располагает четверкой лошадей и большим домом в Нью-Йорке, он не смог взять с собой и тебя, и даже легкую ротонду мисс Фелиции, потому что, я полагаю, этот огромный вес затруднил бы ему его бегство.
— Вероятно так, сэр, — с ясно читаемым в дерзких глазах презрительным снисхождением простодушно согласилась с пастором девушка.
— А твоя госпожа оставила тебе свою теплую меховую ротонду, чтобы ты не замерзла за то время, пока будешь охранять ее экипаж, не так ли?
— Да, сэр.
Мистер Сэквил обернулся к Барри, который за это время успел занять свое место на козлах.
— Поверните экипаж, Барри, — приказал он. — Мы как можно скорее возвращаемся в Нью-Дортрехт.
— Что же до тебя, негодяйка, — воскликнул пастор, — то ты поедешь вместе с нами и совершенно точно укажешь то место, где твой господин заставил твою госпожу выйти вместе с ним из экипажа, а также поведаешь нам о его планах, связанных с его возвращением в Нью-Дортрехт.
— Я ничего вам не скажу, — дерзко ответила Хиби. — Я… я уже сказала вам всю правду, сэр, — быстро добавила она.
— Нет, — угрюмо возразил пастор. — Ты мне передала только ту ложь, которую велел тебе сообщить нам твой господин. Не было почтовой кареты, запряженной четверкой лошадей, проезжавшей здесь после крушения вашего экипажа: следы на грязной дороге убедительно говорят об этом. Что же касается ротонды твоей госпожи, в которую ты сейчас одета, то твой господин допустил один промах — я запомнил его. Вы предумышленно сделали так, что в каждой деревне, через которую вы проезжали, я слышал о даме в голубой меховой ротонде, сидящей у окна кареты. Мосье же де Сен-Лауп изменил маршрут и повернул обратно с твоей госпожой в Нью-Дортрехт, наняв для этой цели в одной из деревень двуколку. Все, что он делал, пока мы преследовали вас, исполнялось в тайне. А мисс Фелиции, я полагаю, он сказал, что, движимый просьбами мисс о ее скорейшем возвращении в своей родной дом, он нанял двуколку, которая на этих скверных дорогах куда подвижнее кареты. Не так ли?
— Я рассказала вам о том, что было с нами в пути, — хмуро повторила девушка.
— Итак, ты остаешься верной выбранному тобой пути? Очень хорошо, — мрачно произнес священник. — Так как ты продолжаешь упорствовать, я вынужден взять тебя с собой и передать в руки первому встреченному нами полицейскому как воришку, которую я задержал на дороге с украденным у своей госпожи багажом и одетой в ее одежду.
— Вы, святой отец, можете, конечно, поступать так, как того пожелаете, — ответила девушка с надменным безразличием, — Тебе знакома изнанка общей камеры в сельской тюрьме? — поинтересовался м-р Сэквил. — Тебе известно, что все заключенные содержатся вместе в одном маленькой комнате, и каждая женщина отдана на милость мужчинам, если только тюремщик сам не пожелает воспользоваться ей?
На эти слова священника она откровенно усмехнулась:
— Вы не сможете испугать меня этим. Потому что вы никогда не обречете меня на такую погибель — вы, джентльмен, вы — святой отец, всю жизнь живущий по евангельским заветам;
— Я сделаю это охотнее, чем ты бросила свою госпожу в лапы этого негодяя, который называл себя графом де Сен-Лаупом, и я думаю, что поступив так, я совершу деяние, угодное Богу. Пойдем.
Голос пастора был так ровен, а лицо так мертвенно бледно, и рука, лежащая на ее плече, так сильна и тяжела, что горничная вся съежилась и ее прежние наглость и бесстыдство мгновенно покинули ее. И тогда ее признания полились наружу. События развивались именно так, как и предположил пастор. На ферме на окраине последнего из тех, что они проезжали, городка Сен-Лауп пересадил Фелицию в нанятую им двуколку. Француз понимал, что ему лучше вернуться в свой дом на Холме повешенных вместе с этой девушкой. Более того, если бы они отправились в обратный путь на двуколке с опущенным пологом, то Сен-Лауп вполне мог рассчитывать спокойно совершать свои подлости и дальше, в то время как мы с м-ром Сэквилом устремились бы в погоню за мифической почтовой каретой, надеясь на успех в погоне на протяжении всего пути экипажа до Нью-Йорка.
Негодяйка закончила свои признания громкими истеричными рыданиями и взываниями о защите — все ее великолепные манеры хорошо обученной куртизанки, каковой она и была, мгновенно слетели с нее при ужасе перед местью Сен-Лаупа. Он будет убивать меня долго и мучительно, рыдала она, он будет травить меня голодными собаками, а затем швырнет ее, связанную, с кляпом во рту, обнаженной, собачьей своре, как он часто грозился поступить с ней, если она изменит ему.
— Тебе нет нужды более опасаться Сен-Лаупа, — с мрачной убежденностью уверил ее м-р Сэквил. — Продолжай тем не менее до конца выполнять остальные его приказы. Оставь его багаж там, где он приказал тебе это сделать. Затем отправляйся к священнику церкви Святой Троицы и, если у тебя есть желание посвятить себя достойному делу…
— Это мне не подходит, — прервала она пастора с прежним, обычным для нее самообладанием. — Если я могу жить, как леди, зачем я стану работать, как слуга? Мадам Джорджия всегда сможет найти место для такой девушки, как я.
— По крайней мере, хоть в этом ты была правдива, — с кривой усмешкой произнес пастор и отшвырнул прочь лист из своей записной книжки, на котором начал было писать.
— Почему, однако, — спросил я пастора, когда мы уже оставили Хиби и мчались в громыхающем дядином экипаже обратно домой, — почему, однако, Сен-Лауп предпочел повернуть обратно в Нью-Дортрехт? Он задумал это в роскоши свадебной комнаты, подготовленной им с такой тщательностью, или в спешке того утра просто забыл в своем доме что-то очень важное для себя?
— Я подозреваю, — мрачно ответил м-р Сэквил, — что он просто не знает другого такого места, где сможет разбогатеть столь быстро, как здесь, где он граф двадцать четыре часа в сутки и где он нашел то полное уединение, которое ему необходимо для торжества зла, зла, которое он вершит на земле так долго.
Это страшное суждение пастора было вполне правдоподобно и, видит Бог, над ним следовало бы тщательно поразмышлять. Но мои мысли летели вперед с такой скоростью, что я, увы, тут же разразился целым потоком слов:
