– Относится! Еще как относится! – усмехнулась Маша. – Я такая же, как все: трачу время на пустяки вместо того, чтобы заниматься серьезными делами. Так что побольше ругайте меня. Авось исправлюсь. И выйдет из меня толк.
После чая с пирогом Виктор Степанович пригласил Машу в гостиную. Эта маленькая комнатка осталась именно такой, как Маша запомнила: в углу старинная этажерка – из красного дерева, шкаф – с красивой посудой, фотографиями и фарфоровыми статуэтками. Вдоль стен – полки с книгами.
У Виктора Степановича была отличная библиотека, оставшаяся еще от отца.
– Садись, Машенька. Как же ты похожа на свою прабабушку! – не удержался он. – Вылитая Ариадна Федоровна. Как на фотографии.
– Спасибо, – улыбнулась Мария. – Но мне до нее далеко. Она была умница, красавица…
– Машенька! – всплеснул руками Виктор Степанович. – А кто сомневается в твоем уме и прекрасных внешних данных? Никто!
– Это я кокетничаю, – улыбнулась Мария. – Вы уж меня простите.
Она опустилась в мягкое кресло и подперла щеку рукой.
Виктор Степанович остановился около книжных полок и, протянув руку, достал старую толстую тетрадь.
– На чем мы остановились?
– На тысяча семнадцатом годе. Упоминается некий Груссель.
– Кажется, это имя всплывает в исследованиях Вадима, – заметила Маша.
– Позвони и уточни у него, – предложил Виктор Степанович.
– Не могу, он сейчас на одной конференции во Франции. Не хочу лишний раз беспокоить.
Виктор Степанович проницательно посмотрел на нее сквозь очки и спросил:
– Только в этом дело?
– Только в этом! – нахмурилась Маша.
Тетрадь в руках Виктора Степановича была дневником, который прислал ему один старый друг, работавший в краеведческом музее. В музей этот дневник, вместе с другими бумагами умершей бабушки, передали родственники. Мол, хранился в их семье с незапамятных времен. Виктор Степанович с Машей с интересом эту находку изучали. Ведь записи в дневнике касались их предков.
– Следы Ариадны Федоровны затерялись, – вздохнула Маша.
Виктор Степанович развел руками.
– Увы! Время было такое. Все всего боялись. Рушился старый мир: семьи, устои. Традиции… Нам сейчас, честно говоря, трудно себе представить: как это было. Мы привыкли воспринимать революцию, разруху, гражданскую войну… как набор слов. Наш взгляд из сегодняшнего дня, когда у нас есть крыша над головой, есть еда на столе и есть уверенность, что ты выйдешь на улицу и тебя не подстрелят, не способен охватить всего.
– Да, – кивнула Маша. – Страшный век. Жизнь могла оборваться в любой момент. Внезапно.
– И страшнее всего – именно вот эта внезапность! – горячо воскликнул Виктор Степанович. – Внезапность во всем. Люди стали как хищные звери: если ты никого не съешь – съедят тебя. Твоей двоюродной прабабушке, кстати, повезло, Машенька. В то время немногим удалось проскочить. Или пройти над бездной. Настоящих специалистов все-таки ценили. Молодая власть отчаянно нуждалась в них. Ведь не осталось никого, кроме революционного пролетариата и крестьян, которые косо смотрели на новые порядки и были готовы в любой момент взбунтоваться. А государству требовалось как-то функционировать. И поэтому привлечение спецов, пусть даже старой закалки, – стало жизненной необходимостью. Ариадна Федоровна была из их числа.
Маша знала, что когда случилась Октябрьская революция, ее прабабушке Ариадне Федоровне Бориславской исполнился двадцать один год. Она была очень талантливой девушкой, занималась биологией и делала многообещающие успехи в медицине. Могла уехать за границу, но осталась в Советской России. Почему? Ее родители умерли в восемнадцатом году. Из родных осталась только сестра – Машина прабабка. Сведений об их жизни в первые годы советской власти было катастрофически мало.
Маше удалось выяснить, что после революции Ариадна Федоровна работала в институте Богданова, но после двадцатых годов сведений о ней больше нет. Зато осталось несколько писем Ариадны к подруге, некой Наташе Р. В одном из этих писем Ариадна сообщает, что беспокоится о Романовых и особенно переживает за Анастасию.
Это упоминание об Анастасии Романовой очень заинтересовало Вадима, он занимался историей царской семьи после их ареста. А еще Вадим считал, что Анна Андерсон, одна из самых известных девушек, которая выдавала себя за чудом выжившую царевну Анастасию, не лгала, а была именно младшей дочерью императора Николая Второго, а не самозванкой.
С Виктором Степановичем Маша познакомилась случайно, три года назад разговорившись на одном из конгрессов по истории. Маша узнала, что Виктор Степанович Микушин тоже занимается историей своего рода и ему удалось установить, что его дед работал вместе с Бориславской Ариадной Федоровной в лаборатории Александра Богданова. А потом и в Институте крови, который он создал. С тех пор Маша и Виктор Степанович регулярно контактировали. Они переписывались по электронной почте, созванивались, иногда Маша приезжала к Виктору Степановичу в гости.
Деду Виктора Степановича повезло меньше, чем Ариадне Федоровне. Или о нем просто больше известно. В 1938 году ученый Микушин был арестован и отправлен в ссылку. Вернулся он оттуда очень больным человеком и прожил всего пять лет.
Виктор Степанович, будучи еще мальчишкой, слушал его рассказы о прошлом. Позже он записал по памяти многое из того, что слышал, но признавался, что немало упустил.
– Все-таки я позвоню Вадиму, – решилась Маша, вставая с кресла.
– Хорошо, чтобы тебе не мешать, я выйду на кухню, – откликнулся Виктор Степанович. – Оставайся здесь. Никаких проблем.
Он вышел, закрыв за собой дверь.
Маша набрала номер Вадима. Длинные гудки. В чем дело? Неужели ему трудно ответить на ее звонок? Неужели он не понимает, что она беспокоится! Да и потом, разве ему не хочется услышать ее голос, поговорить с ней. Тревога стала сильнее. Может быть, он вообще уже охладел к ней?
Маша поняла, что такие вопросы заводят ее слишком далеко, и дала себе приказ: прекратить панику. Вадим просто не может сейчас ответить.
Она нажала на отбой и положила мобильный на столик перед собой. Вадим перезвонит ей при первой же возможности, и Маша не хотела пропустить звонок.
– Виктор Степанович! – позвала она.
Хозяин квартиры вплыл в комнату с подносом, на котором стояли чашки с чаем и вазочка вишневого варенья.
– Я думаю, самое время подкрепиться.
– Балуете вы меня.
– А кого же мне еще баловать? Степка в Питере. Внуки ездят нечасто…
Виктор Степанович жил один: жена умерла десять лет назад, сын с семьей переехал в Санкт-Петербург.
– Все нормально? – кивнул он на телефон. – Поговорили?
