– Это плохо. Думаешь, она что-нибудь заподозрила?
– О нет, не думаю, что в ее голове зародилось какое-либо подозрение.
– Это хорошо. Не хотелось бы спугнуть ее раньше времени. Что ты думаешь делать?
– Буду отговаривать.
– Надо усилить слежку. При обыске ничего не нашли?
– Нет. Но, возможно, свои материалы или важные документы она прячет в тайнике, который мы пока не обнаружили.
– Да. Такой вариант возможен.
– Вы уверены, что она русская шпионка?
– Анна жила в России. Ее вполне могли завербовать. Сейчас Советы раскидывают свою агентуру по всему миру. Сталин придает больше значение разведке и укрепляет ее профессиональными кадрами, среди которых женщины играют важную роль. Тем более красивые умные женщины, такие как Анна.
– Значит, пока оставляем все как есть?
– Да. Скажи, она не пыталась сблизиться с кем-нибудь из мужчин?
– Пока нет.
– Скорее всего, выискивает добычу покрупнее.
– Пока прошло слишком мало времени, чтобы судить о ее планах в этом отношении. Мы не можем позволить себе делать поспешные выводы и неправильные умозаключения, – заметила Вера.
– Да, пожалуй.
Больше всего Ариадна боялась пошевелиться и тем самым выдать себя. Это было бы ужасно.
Последовал обмен ничего не значащими репликами, и, наконец, эти двое ушли. Ариадна вышла из-за портьеры, осторожно подошла к двери и выглянула в коридор. Никого. Она поспешно вышла из комнаты и направилась домой.
Ариадна лихорадочно обдумывала сложившееся положение дел. Она не знала, что делать. Во-первых, она под подозрением, во‐вторых, за ней ведется слежка. Так что спокойно уйти ей не удастся. Она вспомнила о маленьком «браунинге». Вот кто ее верный друг и товарищ. Но не хотелось бы прибегать к такому способу.
Она вспомнила голос мужчины и вдруг поняла, кому он принадлежал – высокому сухопарому англичанину лет шестидесяти, бывавшему в клубе наездами. Как объяснила ей Вера, он представитель серьезной английской фирмы, у которого был бизнес в разных городах и странах. Но теперь совершенно ясно – это сотрудник английской разведки, и Ариадна попала в орбиту его внимания как русская шпионка.
«Бежать! Бежать!» – звенело в голове у Ариадны.
Наверное, лучше всего сделать это ночью, хотя, возможно, за ней ведется круглосуточная слежка. И что тогда?
Она собрала все самое необходимое в небольшую сумку и стала ждать ночи.
Когда душная африканская ночь опустилась на землю, Ариадна подошла к двери. Никого. Но может быть, это обман, и стоит ей переступить порог своего жилища, как ее схватят? Колебалась она недолго. Закрыв за собой дверь, двинулась в темноту. Ее автомобиль стоял недалеко от ворот.
Но не успела Ариадна дойти до ворот, как услышала едва различимый свист и странные гортанные звуки. Не помня себя, она побежала к автомобилю, нащупывая в сумке «браунинг».
Дальнейшее она помнила смутно… Была бешеная автомобильная гонка. Ей удалось оторваться. Она затормозила и, схватив сумку с бумагами, выскочила из машины. Ариадна решила дальше спрятать бумаги, закопать и сделать опознавательный знак – положить камень, выбеленный сверху. После когда-нибудь вернуться сюда и откопать пакет.
Выполнив эту процедуру, неожиданно поняла, что полностью обессилена. Но преследователи приближались, возвращаться к машине было бы глупо, там ее сразу схватят. Перед ней простиралась река, и, недолго думая, Ариадна прыгнула в воду, намереваясь переплыть на другой берег. Но ее потянуло вниз, туда, в непроглядно-зеленую темноту…
Москва. Наши дни
Анна заметила, что с некоторых пор Матвей стал ее избегать. Пару раз она позвонила ему, но он как-то странно обрывал разговор, а однажды и вовсе не взял трубку и не перезвонил после. Анна поняла, что нужно объясниться. И отправилась к нему.
Матвей открыл ей дверь, пригласил на кухню. Пафнутий, подняв пушистый хвост, важно прошествовал за ними.
– Послушай, Матвей, мне кажется, ты на меня обиделся, – выпалила Анна. – Это связано с тем случаем, когда мы искали талисман? Я теряюсь в догадках, что все-таки произошло. Вроде бы я не давала повода для обид или ссор…
Матвей некоторое время молча смотрел на нее, а потом тяжело вздохнул.
– Если есть что сказать – говори, – попросила Анна. – Мы же взрослые люди. Это лучше, чем копить недомолвки.
– Дело тут не в обиде. Дело было в твоем неверии. Ты привела меня как надежду в последней инстанции, и когда не получилось мгновенного результата, в твоих глазах явно читались обида и разочарование. Ты злилась на меня, на себя, что связалась со мной. Ты думала, что я помогу, а я, получается, не оправдал твоего доверия, выданного авансом.
Анна закусила губу.
– Возможно, так и было, – неохотно признала она. – Прости.
– Анна, я не обижаюсь. Если бы дело касалось простой обиды – разговора нашего и не было бы. Дело в неверии. А это – страшная штука, которая убивает. Задумайся над таким фактом: почему молодым юношам и девушкам нужно уходить из родительского дома, даже если и не хочется. Не только для того, чтобы стать самостоятельными и обрести свободу. Хотя и это очень важно. Но главное в том, что родители редко верят в собственных детей. На словах они говорят обратное: «да-да, давай, дерзай, мы тебя поддержим». Но это слова. А в глубине души им кажется, что этот маленький непутевый человечек, их ребенок, ничего не сможет добиться. А почему они так думают? Это уже чистая психология. Потому что несчастного, несостоявшегося ребенка можно пожалеть. Таким способом родители ощущают свою нужность и значимость. Это все жестоко и чудовищно. Но это правда. Есть, конечно, исключения. Но их гораздо меньше, чем мы думаем. Неверие – это сломанные крылья. И даже взгляд – сомневающийся, ироничный – убивает. Не говоря уже о словах. И это касается не только наших родных и близких, это касается всех тех людей, которых мы допускаем до себя, до своей души. Вот что ранит больше всего. По-настоящему… Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю?
– Прости меня, Матвей, я вправду сглупила, – вздохнула Анна. – Не знаю, что это на меня нашло. Ты – замечательный. И не надо было мне ждать от тебя скорых чудес.
Глаза Матвея озорно блеснули.
– От одного парня тоже ожидали чудес, и немедленно. А он не спешил их демонстрировать.
– Ты это о ком?
– Да так, об одном бродячем философе и проповеднике, жившем в Галилее чуть больше двух тысяч лет назад.
Анна поняла, что он больше не сердится. Они поговорили еще какое-то время, Матвей рассказал о своих встречах с Ритой, о беседах, о прогулках по городу, о том, что хочет помочь этой девушке. Анна видела, что он влюблен. И с удивлением осознала, что это ничуть ее не задело, она не испытывала ни тени грусти или сожаления, потому что Матвей для нее – друг. Просто хороший друг. Она была рада за него и понимала, что любовь поможет ему смириться с прошлым, с теми катастрофами и потерями, которые случились и которые уже не отменить. Любовь даст надежду на будущее. И это сейчас для него – главное. А Рита, кажется, хорошая девушка.
