– Вот, думаю сделать ей предложение сегодня, раз случай подвернулся. А то уедет, и когда мы свидимся, неизвестно. Если же всё хорошо будет, то, возможно, осенью и свадьбу сыграем.
– Что же ты всё это время молчал, а еще друг. Скорые вы, однако. Надо бы прежде друг друга лучше узнать, а вы прошлым летом месяц знались да сейчас чуть больше недели. Смотри, Варька – девка с характером.
– Знаю. Мы кроме этих встреч ещё целый год переписывались, а чтобы полюбить человека и одного мгновения достаточно.
– Это верно. Удачи тебе. Глядишь, скоро родственниками с тобой станем. Ты как? Не против породниться?
Скоморохов посмотрел в глаза лейтенанту.
– С тобой не против. Только нас уже застава породнила. Как-никак почти полтора года вместе.
– И то верно.
Ковальчук ответил добрым взглядом. За время совместной службы Андрей стал ему почти братом. Дружба крепко связала украинца с Днепра и русского с Волги. Оба высокие, статные, одного возраста, каждому по двадцать пять, только Ковальчук крепче сложением и темнее волосом. Оба начинали пограничную службу с самых низов, закончили одни и те же курсы младших лейтенантов, оба имели боевой опыт. Ковальчук участвовал в боях с японцами у озера Хасан, Скоморохов воевал с финнами. Да и характеры у них были схожие, потому и понимали друг друга с полуслова. Скоморохов протянул Ковальчуку руку, Василий крепко пожал ладонь младшего лейтенанта.
– До встречи.
Скоморохов кивнул, направился к повозке, где его уже ожидали ездовой Хайдар Ахмедов, красноармеец Павел Бондаренко, раненый младший сержант Колесников и связанный по рукам и ногам диверсант. Скоморохов залез на повозку.
– Поехали!
Повозка дернулась, лошади потащили её по дороге на Перемышль. Когда отъехали от заставы метров двести, Андрей не удержался, посмотрел назад. Привычная глазу картинка: на низком пологом холме окруженная лесом застава – огороженные деревянным забором с бойницами склады, казарма, домик для семей комсостава, баня, конюшня, наблюдательная вышка. Ниже опорный пункт с окопами, блиндажами, укрытиями для людей и боеприпасов. Дальше река, за ней немцы…
* * *
Полуденное солнце высоко поднялось над лесом и теперь щедро поливало теплом землю и людей в повозке. Бондаренко вытер рукавом пот со лба, обернулся к Скоморохову:
– Товарищ младший лейтенант, як вы разумиете, война буде, чи ни?
Андрей покосился на поляка, обернулся к красноармейцу, пожал плечами.
– Этого, Бондаренко, никто не знает.
За Скоморохова ответил Колесников:
– Даже если немец посмеет на нас напасть, то война будет недолгой и закончим её малой кровью на чужой территории. Накостыляем мы немцам, как накостыляли японцам и финнам. Вот, товарищ младший лейтенант подтвердит, он сам с финнами воевал.
Скоморохов промолчал, говорить, какой ценой досталась эта победа, не хотелось, не рассказывать же о многих жертвах, об окруженных финнами дивизиях Красной армии, о массе раненых, больных и обмороженных бойцов. Диверсант ухмыльнулся, сплюнул на дорогу, тихо выругался по-польски:
– Пся крев.
Андрей сурово посмотрел на поляка.
– Ты бы, дядя, не ругался. Я ведь польский язык хорошо знаю, а то отведем тебя в лес, расстреляем, а потом скажем, что ты бежать пытался. Так что лучше тебе молчать.
Диверсант зло глянул на младшего лейтенанта, но своих мыслей вслух выражать не стал. Колесников обратился к Скоморохову:
– Завидую вам, товарищ младший лейтенант, вы и польский, и немецкий языки знаете, и финские слова вам знакомы, а мне эта наука плохо дается.
Андрей поучительно изрек:
– Язык возможного противника надо изучать.
Колесников облизнул пересохшие губы, попросил:
– Мне бы попить, а то моя фляжка на заставе осталась.
Скоморохов обратился к Бондаренко:
– Павел, дай младшему сержанту воды.
Бондаренко протянул Колесникову фляжку. Тот попил, вернул фляжку, утер губы здоровой рукой, спросил:
– Долго еще до Перемышля?
Скоморохов глянул на перевязанное плечо Колесникова.
– Что, болит? Терпи, скоро приедем. Там тебя быстро на ноги поставят, а за добросовестное несение службы пожалуют в сержанты, а может, и наградят.
– Может, и наградят. Я не против. Только поскорее бы доехать, трясёт очень. – Колесников покосился на ездового Ахмедова. – Нашему Хайдару только дрова возить.
Хайдар оглянулся, возмущенно произнес:
– Зачем на меня так говоришь? Командир приказал, нарушитель быстро Перемышль везти, я везу.
Колесников отмахнулся.
– Вези, если приказали.
Хайдар прикрикнул на лошадей, повозка подпрыгнула на кочке. Колесников застонал, схватился за плечо, косо посмотрел на поляка, виновника ранения, затем перевел взгляд на Скоморохова:
– Товарищ младший лейтенант, а правду говорят, что Перемышль раньше русским был?
– Из летописей известно, что в девятьсот восемьдесят первом году киевский князь Владимир Святославович пошел войной на поляков и взял у них червенские грады, в том числе и Перемышль. После монгольского нашествия город опять перешел полякам, а позже стал частью Австро-Венгрии. Австрийцы превратили его в крепость, часть укреплений стоит в городе и сейчас. Во время империалистической войны, в пятнадцатом году, русские войска захватили город, но вскоре вынуждены были отступить. В двадцатом он снова стал польским. Ну а в тридцать девятом в него вошла Красная Армия…
Поляк хмыкнул, тихо вымолвил:
– Ненадолго.
Скоморохов, не обращая на него внимания, продолжил:
– Другая его половина, за рекой Сан, отошла Германии.
Колесников спросил:
– И откуда же, товарищ младший лейтенант, вы столько знаете?
– Историей увлекался, а о городе мне один старик еврей рассказывал. Тоже любитель истории. Он говорил, что…
Возглас Бондаренко прервал речь Скоморохова:
– Товарищ младший лейтенант, побачти, що це таке?!
Скоморохов посмотрел вперед, куда указывал красноармеец. Поперек дороги валялся спиленный столб телефонной связи и обрезанные провода.
– Ахмедов, стой!
Скоморохов спрыгнул с повозки, подошел к столбу, почесал затылок.
– Да-а, работы здесь изрядно. Вот сволочи. Это что же получается, теперь у заставы нет связи с комендатурой и штабом отряда. Колесников, пригляди за поляком. Ахмедов! Бондаренко! Давайте уберем столб с дороги.
Скоморохов и пограничники взялись за столб, когда прогремели два выстрела. С младшего лейтенанта слетела фуражка, Ахмедов схватился за правый бок. Лошади испуганно шарахнулись с дороги, Колесников едва успел ухватить вожжи одной рукой и крикнуть:
