– В траншее нашел. На немецком написано. Прочитал бы, шо там фрицы изобразили. Ты ведь их язык понимаешь.
Андрей развернул листовку, пробежал глазами по буквам.
– Это наши листовки. Обращение советского командования к солдатам вермахта. Убеждают немцев сложить оружие и сдаваться. Помнится, в сорок первом году они нас такими листовками щедро забрасывали.
Голота скрутил «козью ножку», прикурил, затянулся, с довольным видом изрек:
– То-то, я гляжу, бумага хорошая. Так бы курил и курил. А с немецкими листовками хорошо только по большой нужде ходить.
Покурить в удовольствие не пришлось, на позицию явился новый командир роты младший лейтенант Рукавицын. Не теряя времени, ротный перешел к делу:
– Ну что, братцы, готовы город штурмовать?
Голота ответил за всех:
– Только этого и ждем, товарищ младший лейтенант.
– Это хорошо. Скоро начнем. Продвигаться по городу придется отдельными группами. – Рукавицын бросил взгляд на Скоморохова. – А значит, и решения зачастую надо будет принимать самостоятельно. Тебе, Скоморохов, насколько мне известно, приходилось участвовать в уличных боях, надеюсь на тебя. А вы, бойцы, помните – танк прикрывает вас, а вы танк. И еще: с вами пойдут саперы и огнеметчик, действуйте с ними слаженно. Держите под прицелом окна и двери домов. Не забывайте о чердаках и подвалах. Действуйте быстро, проявляйте смекалку, прикрывайте друг друга, но прежде надейтесь на себя, на автомат и гранату. Все, как учили. Граната – подруга. Врывайтесь в дом вместе, сначала граната, следом ты. Как у вас с гранатами, Скоморохов?
– Нормально. На каждого по пять гранат. К ним две зажигательных и одна противотанковая.
– Добро. В доме действуйте так же. Метнул в комнату гранату, переждал взрыв и сразу за ней с автоматом. Обработал помещение, пошел дальше. Столкнулся с немцем вплотную – бей, чем получится: кулаком, прикладом, ножом. Всем всё ясно?
Штурмовики разноголосо ответили:
– Так точно!
– Хорошо.
Рукавицын кивнул, Скоморохову:
– Пойдем, сержант, обсудим предстоящее дело и уточним задачу твоего отделения в составе передовой штурмовой группы.
Разговаривали недолго. Через пять минут командир роты пожал Скоморохову руку:
– Желаю удачи. Не подведи, пограничник!
Скоморохов подошел к бойцам отделения, чтобы рассказать о разговоре с ротным, но в это время над головой загудело. На город медленно летели краснозвездные бомбардировщики. Андрей заметил, как Милованцев пригнул голову.
– Ты чего? Это же свои.
Ленинградец нервно улыбнулся.
– Черт, никак не могу отвыкнуть. Как самолеты летят, меня начинает к земле тянуть, начинаю укрытие искать.
– Ничего, пройдет. У многих такое.
Скоморохов посмотрел в сторону города. Вскоре бомбардировщики уже начали сбрасывать свой смертоносный груз на фортификационные сооружения, огневые точки, скопления живой силы и техники противника. Не успели самолеты повернуть обратно, как батальон пошел в наступление.
* * *
Небольшой город напомнил Скоморохову Перемышль, который ему приходилось отбивать у немцев в сорок первом году. Здесь были те же двух-трехэтажные старинные дома, величественные соборы и костёлы, неширокие, выложенные булыжником улицы. По одной из таких улиц и наступали штурмовики. Продвигались в строго определенном порядке. Посередине улицы шел танк, готовый в любой момент подавить огневую точку противника, справа и слева от него, цепочками, прижимаясь к стенам домов, – автоматчики и стрелки. Все в готовности открыть огонь – передние бойцы по целям впереди, остальные по окнам и чердакам противоположной стороны. Следом за ними пулеметчики с двумя ручными пулеметами, огнеметчик и трое саперов. Группа Скоморохова быстро приближалась к перекрестку. Впереди, через улицу, – два угловых дома, удобных для обороны. Тот, что слева, – двухэтажный, справа – трех. Они представляли опасность. Здесь скорее всего можно было ожидать сопротивления немцев. И они дали о себе знать. Пушка, замаскированная на первом этаже углового дома, который находился справа, ударила по танку. Взрыв снаряда повредил гусеницу. Танк остановился. Второй выстрел мог бы уничтожить боевую машину, но танкисты оказались проворнее. Башня развернулась, дуло орудия изрыгнуло пламя. Громоподобный выстрел колыхнул воздух. Оглушительный взрыв на первом этаже дома и ответное молчание возвестили, что цель поражена. Теперь вместо пушки огонь по наступающим штурмовикам открыли немецкие пулеметчики, автоматчики и стрелки. Пули застучали по броне танка, не причиняя вреда машине и экипажу, но это временно. Андрей знал, что стоящий посередине улицы танк – хорошая мишень, в любой момент немцы могли выстрелить по нему из миномета или из фаустпатрона, но сейчас у танкистов не было возможности покинуть машину. Штурмовики открыли ответный огонь, но этого было мало, требовалось выбить немцев из домов, а заодно дать танкистам возможность починить «Резвого». Прежде требовалось добраться до домов и желательно без больших потерь. Взгляд Скоморохова упал на крышку канализационного люка на краю тротуара. Ему вспомнились рассказы младшего лейтенанта Рукавицына об уличных боях в Сталинграде, которые немцы называли «крысиной войной», и использование канализаций нашими штурмовыми группами. Он подбежал к люку откинул крышку, заглянул вниз. На него пахнуло сыростью. Недолго думая, Андрей спустился вниз по ржавой железной лестнице. Глубина колодца оказалась около двух с половиной метров. Канализационный коллектор вел в сторону домов, где засели немцы. Скоморохов посмотрел наверх, крикнул:
– Голота! Похоже, что ход ведет в сторону дома справа. Зайди в дом, глянь через улицу, не видно ли возле фрицев люка.
Когда Арсений доложил, что рядом с домом, где находилась немецкая пушка, есть люк, Андрей поднялся. Решение быстро созрело в его голове, он скомандовал:
– Сурен! Бери четверых бойцов и сапера. Используйте дымовые гранаты. Ваша задача выбить фрицев из дома слева.
Карапетян кивнул.
– Понял, сержант.
Через минуту штурмовая группа Сурена Карапетяна исчезла в оконном проеме дома, у которого остановился танк.
Теперь Андрей обратился к Голоте:
– Сеня, оставляю тебе троих бойцов и один пулемет. Прикроете нас и танкистов. Только нас не ухлопайте. Смотри за люком, когда мы появимся, прекращайте огонь. И скажи танкистам, чтобы еще стрельнули по фрицам, надо проделать бреши в первом этаже. Второй пулемет, саперов и огнеметчика беру с собой. Милованцев, Петров, Терентьев, Зарипов! За мной! – Скоморохов бросил взгляд на саперов и огнеметчика. – Вы тоже!
Группа Скоморохова спустилась в колодец. По канализационному ходу шли в полусогнутом положении, в темноте, почти по колено в холодной воде и вонючей грязевой жиже. Вода затекала в сапоги, затрудняла движение, но штурмовики упорно продолжали двигаться вперед. Скоморохов время от времени поднимал руку, останавливал группу, прислушивался. Остановился он и у пересечения двух коллекторов. Не зря. Чуткий слух бывшего пограничника уловил тихие голоса. Говорили по-немецки. Голоса раздавались справа, из бокового отвода канализационного коллектора в шаге от Скоморохова. Немцы приближались. Луч немецкого фонарика, разрезая темноту, скользнул по влажным каменным стенам. Андрей прижался к стене, вынул из ножен нож, повернулся к Милованцеву, прошептал:
