– Товарищ младший лейтенант! Победа! Дайте команду «вольно»!
От волнения перехватило горло, Скоморохов прохрипел:
– Вольно!
Бойцы роты взорвались криками:
– Ура-а! Победа-а!
Обнажая бритые головы, они стали бросать вверх пилотки. Скоморохов снял фуражку, устало сел на обломок рухнувшей кирпичной стены. Смешанное чувство радости, горечи и опустошения навалилось, бросило в воспоминания. «Неужели всё?!» Рядом захлопали в ладоши, чубатый крепыш танкист пустился в пляс. Победа! Андрей отвел взгляд от танцующего танкиста, наткнулся на двух пехотинцев напротив. Они спали, прислонившись к стене полуразрушенного дома. Ни тело убитого немецкого солдата у их ног, ни крики, ни выстрелы, к которым они привыкли, не могли их разбудить…
Молодой курносый боец подошел, сел рядом.
– Товарищ младший лейтенант, что с вами? Вам плохо?
Андрей достал папиросу, прикурил, по-доброму глянул на новобранца.
– Хорошо.
Разве мог он объяснить молодому солдату, что творится у него в душе. Курносый бросил взгляд на медаль «За отвагу» на груди у Скоморохова, с сожалением произнес:
– Вам повезло, а мы и повоевать не успели…
* * *
Железнодорожный вокзал гудел как улей. Отовсюду слышалась речь на русском, немецком, английском, польском, французском языках. Всё смешалось: узелки, чемоданы, вещмешки; немецкие беженцы, красноармейцы, солдаты союзных войск, худые, с ввалившимися глазами, бывшие узники концентрационных лагерей, «остарбайтеры» – насильно пригнанные на работу в Германию украинские, белорусские, русские женщины и подростки, освобожденные военнопленные разных национальностей. Неподалеку от места, где на перроне расположились бойцы роты Скоморохова, группа бывших военнопленных, человек двадцать. С ними два бойца с винтовками и старшина. Андрей заметил, что у троих из военнопленных на голове поношенные буденовки. Такие были на бойцах майора Двужильного в сорок первом, под Уманью. Тогда ему в первый раз удалось вместе с ними вырваться из немецкого плена. Но было и второе пленение, и немецкий лагерь. Были голод, холод, тяжкий труд, изможденные, похожие на тени, люди и смерть. Ком подступил к горлу от нахлынувших воспоминаний.
Рядом раздался дружный смех. Скоморохов обернулся. Причиной смеха был черноволосый, чернобровый старшина Днепровской флотилии, который развлекал двух сослуживцев анекдотами.
– Один немецкий папаша говорит другому: «Мой сын Ганс избежал пули советского солдата». – другой спрашивает: «И как это ему удалось?». – «Он подорвался на партизанской мине».
Теперь моряков поддержали смехом и бойцы роты Андрея Скоморохова. Старшина, польщенный вниманием, продолжил:
– Одессит говорит жене: «Сара, ты знаешь, мине так стыдно перед Мойшей». – жена спрашивает: «Почему?» – «Он уже два раза приглашал меня на похороны жены, а я его ни разу не пригласил».
Лицо Андрея погрустнело, перед ним возник образ его друга, весельчака и рассказчика анекдотов Сени Голоты. «Может, этот морячок его земляк? Эх, если бы Сеня сейчас был рядом, они нашли бы, о чем потолковать». Скоморохову поговорить с земляками не пришлось. Уже следуя вместе с ротой на вокзал, он увидел, как красноармейцы вели мимо верблюда в увешанной немецкими крестами попоне, на которой крупными буквами было написано: «Астрахань – Берлин». Перед глазами стали всплывать картины увиденного им в поверженном Берлине: надписи на Рейхстаге, вывешенные из окон белые тряпки, простыни и скатерти, бюст Адольфа Гитлера с ночным горшком на голове, танцующие на флаге со свастикой красноармейцы, пожилой старший сержант-артиллерист, кормящий тушенкой маленького немецкого мальчика…
Андрей не заметил, как к вокзалу медленно подполз воинский эшелон. Из вагонов высыпали красноармейцы. Радостные бритые лица, чистые гимнастерки, у многих на груди ордена и медали.
– Скоморохов!
Оклик заставил Андрея обернуться. Продираясь сквозь толпу, к нему подошел лейтенант Рукавицын.
– Здорово, пограничник!
После крепкого дружеского объятья Рукавицын спросил:
– Как ты?
– Нормально.
– Рейхстаг брал?
– Не успел, а сейчас нашу часть перебрасывают, куда неизвестно.
– Может, с японцами воевать?
– Не знаю. Может быть. А как вы?
– А мы после твоего убытия окруженную группировку немцев оттеснили к городу Луккенвальде, там ей и пришёл капут. Потом пошли на запад, взяли Тройенбицен и ещё несколько небольших населенных пунктов, а первого мая на реке Эльбе, неподалеку от Магдебурга, встретились с американцами.
Рукавицын вытащил из кармана открытую пачку американских сигарет, протянул Андрею.
– Бери всю, у меня ещё есть.
Скоморохов вытащил одну сигарету, прикурил, пачку положил в карман.
– А что с батальоном?
– Батальон расформирован, всем бойцам вернули звания. Теперь домой, отвоевались. Ты подожди, я сейчас. – Рукавицын растворился в толпе и вскоре вернулся с красивой стеклянной бутылкой в руке. – Вот, виски – американский самогон. Давай хлопнем.
Андрей глянул на подчиненных, махнул рукой.
– Давай. – отыскав глазами курносого бойца, крикнул: – Потешкин! Кружку!
Когда алюминиевая кружка оказалась в руках Андрея Скоморохова, лейтенант Рукавицын незамедлительно наполнил её до половины коричневатой жидкостью.
– Давай, за встречу!
Андрей выпил, занюхал рукавом гимнастерки, отдал кружку Рукавицыну. Лейтенант налил виски, выдохнул и со словами «За победу!» выпил содержимое. Протяжно загудел паровоз, лязгнули сцепки, бойцы из эшелона кинулись к вагонам. Рукавицын отдал Скоморохову кружку, протянул свободную правую ладонь.
– Прощай, пограничник! Не забывай отдельный штурмовой стрелковый батальон!
– Не забуду.
Рукавицын крепко пожал руку Скоморохова, побежал к вагону. Вагоны дернулись, медленно поплыли перед глазами. С песнями под гармошку, со счастливыми лицами возвращались солдаты на родную землю. Молодые и пожилые, усатые и безусые менялись они перед взором Скоморохова. Но вот среди них замелькали знакомые лица начальника заставы Ковальчука, погибшей в Перемышле Вари, пограничника Бондаренко, капитана Хижняка, командира партизанского отряда Двужильного, штурмовиков Еремеева, Голоты, Милованцева. Это были лица тех, кого уже не было в живых, тех, кто стал частью его жизни, его судьбы, кто навсегда остался в той страшной войне. Ему же посчастливилось её пережить, как и некоторым из тех, с кем она его сблизила…
Капитан отдела контрразведки «СМЕРШ» Александр Шилохвостов радовался победе недолго. 10 мая 1945 года легковой автомобиль, в котором он находился, подвергся нападению недобитых эсэсовцев. В перестрелке старший уполномоченный получил смертельное пулевое ранение. Не прошло бесследно полученное в бою ранение и для Наума Щербени, он умер вскоре после окончания войны в родном белорусском селе. Для Сурена Карапетяна эта война не стала последней, его часть была переброшена на Дальний Восток и принимала участие в войне с Японией. После ее завершения Сурен вернулся в Армению. Он погиб 7 декабря 1988 года во время землетрясения в городе Спитак, пытаясь спасти своих внуков. Бывший командир роты отдельного штурмового стрелкового батальона лейтенант Геннадий Рукавицын после победы перебрался в Сталинград, восстанавливал разрушенный город, где и прожил до глубокой старости. Андрей Скоморохов прослужил в армии еще несколько лет и был комиссован в звании капитана, после чего зажил спокойной мирной жизнью. Польку Катаржину, о которой помнил всю оставшуюся жизнь, он так и не увидел, хотя ему снова посчастливилось побывать в Польше. В 1985-м году он посетил Перемышль, город, откуда начался его долгий путь через всю войну…
